Онлайн книга «Закон скорпиона»
|
– Привет. Я попыталась заговорить, у меня ничего не вышло, я сглотнула и прохрипела: – Привет. – Грета, – прошептал он и встал на колени. Он оказался напротив меня по другую сторону пресса. Я поняла, что имел в виду Бёрр, говоря про его глаза: ясные, огромные, побелевшие. Полные ужаса. У меня наверняка были такие же. Он набрал воздуха и положил руки на камень. Кончики наших пальцев соприкоснулись. – Я ж говорил тебе, что я Спартак, – сказал он и крикнул камберлендцам: – Теперь можно начинать. Полное молчание. На несколько секунд все замерло, шевельнулся только Толливер Бёрр, глядевший в объектив ручной камеры. – Выключите эту заразу! – приказала Арментерос. – Элиан, вставай. – Это еще зачем? – огрызнулся Элиан. – Ты говорила, я должен научиться приносить себя в жертву своей стране. Арментерос потерла глаза. – Бакл, заберите моего внука в здание и принесите ему рубашку. – Меня придется тащить волоком, – предупредил Элиан. – Ну и каково это будет выглядеть, а? Бакл покосилась на Арментерос, и та с глубоким вздохом кивнула. – Ты палач, – бросил бабушке Элиан. – Ты чудовище! Бакл взяла еще двоих, и они оттащили Элиана. Он продолжал выкрикивать мое имя. – Бёрр, вам придется обойтись без ваших кадров проявления реакции, – сказала Арментерос. – Заприте всех детей. Солдаты сомкнули строй вокруг моих друзей. Послышались крики, проклятия на нескольких языках. Сквозь шум я на мгновение расслышала другой голос – голос Да Ся. – Грета! – крикнула она. – Там облачко, Грета! Облачко! Облачко пыли. Лебединый Всадник. Едут. Мои друзья – безвольные и послушные Дети перемирия, – мои друзья сражались, как львы. Они получали синяки и оставляли царапины. Они тянули время. И не в благородном безумии, без всякого плана, как это сделал Элиан. Целую жизнь они провели, ожидая облако пыли – его видели все. Целая жизнь в ожидании, и впервые нам не терпелось его увидеть. «Что может всего один Всадник?» – спрашивало мое разумное «я». Но разумное «я» было растоптано. Всадник. Когда приезжают Всадники, все меняется. Задержка оказалась слишком короткой, слишком. Меньше пяти минут. А сколько надо? Только что прошел дождь, облачко наверняка невысокое. Точно не несколько часов. Минут двадцать? Тридцать? Слишком долго, слишком долго. Здание обители поглотило шум и крики моих друзей. Камберлендские солдаты вели себя неестественно тихо. Тот, кто стоял ближе всего ко мне, переминался с ноги на ногу, как ученик, которого вызвали к столу аббата. Мимо меня пролетели две горлицы, хлопая крыльями и воркуя, и уселись на крыше сарая. – Ну что, – сказал Бёрр. – Хмм. Общий план, и вмонтируем несколько ахающих лиц, так, пожалуй. Или мне можно для съемок реакции взять кого-то из ваших мальчиков, Уилма? – Он показал пальцем за спину на одного солдатика, неуклюжего белобрысого парня, у которого широкого раскрытые зеленые глаза были почти одного цвета с кожей. Казалось, его вот-вот вырвет. – Нет, нельзя, – сказала Уилма. – Продолжайте, Бёрр. Толливер Бёрр прошел по всем камерам, проверив картинку с каждой точки съемки. После чего встал за монитор и потер руки. – Ну, так, Грета. Теперь немножко поснимаем. Перед глазами мелькнул свет, когда пауки у механизмов привода ожили. Они обхватили членистыми конечностями рукоятки, предназначенные для человеческих рук, и через мгновение весь механизм дрогнул. Поршень начал медленно опускаться. Изначально он стоял в нескольких дюймах у меня над головой – добрых два фута до рук. Каждый поворот колеса ронял его на едва заметное расстояние. Движение было настолько медленным, что его было почти не заметить. Но в тот момент я не видела ничего другого. Толливер Бёрр передвинулся к треноге, стоявшей прямо передо мной. Словно покинув собственное тело, я видела то, что видел он. Окованный железом дубовый поршень, каменный поддон, винты по обе стороны – пресс выглядел в кадре темной рамкой. Внутри этой рамки стояла коленопреклоненная принцесса в белом, со связанными руками. Я видела глаз камеры и одновременно – то, что он видит. Я знала, чего хочет Бёрр: чтобы я встретилась с этим глазом беспомощным, молящим о пощаде взглядом, полным ужаса. И видит бог, он получил от меня то, что хотел. – Милочка, это очаровательно, – бормотал он, щурясь у окуляра. – Просто великолепно! – Он поднял руку. – Давайте все немного помолчим. Я хочу хорошо записать звук. Ах да, звук. Тяжелый щелчок, с которым поворачивалась основная шестерня. Звук был как стрела, втыкающаяся в меня раз за разом. Щелчки и тики шли чуть быстрее моих вдохов и выдохов, и дыхание ускорялось, чтобы угнаться за ними. Перед глазами появились красные пятна, а глаз камеры казался зияющей дырой. – Хорошо, – сказал Бёрр. – Очень хорошо! Мы все тебя слышим, Грета, ты просто звезда! Пауки медленно поворачивали ручки. Передаточное число в механизме было шесть к одному. Вот так: Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз! Камень дрожал у меня под руками. Глаз камеры, а дальше – вершина холма, ветряки, чистое синее небо. Никакого облачка пыли. – Генерал, я опускаю глушащий кокон, – сказал Бёрр. – Говорите спокойно. Зрители вас не слышат. –…ратифицирования. Кабинет министров проводит заседание. Бакл прижимала руку к наушнику. Арментерос сжала губы и покачала головой: – Кабинет не годится. Тайный совет. Скажите им, я требую созыва тайного совета. И разговора с королевой. Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз! Край пресса тронул выбившийся локон. Я отпрянула, дернув руками. Пластиковые ремни были словно стальные. – Прекрасно, – промурлыкал Бёрр. У меня была запрокинута голова, тянуло плечи. Руки начали трястись, как перегруженные канаты. Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз! – …внеочередную сессию, – сказала Бакл в гарнитуру. Она говорила не переставая. Но я не могла слушать. Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз! Поршень дошел уже до уровня лба. Плечи скрипели от боли. Шестерни со щелчками поворачивались. Поршень опускался. И опускался. Бёрр взял переносной камерой вид моих рук. Я тоже посмотрела на них. Пальцы сжаты в кулак. На тыльной стороне ладоней видны четыре сухожилия, вырисовывающиеся четко, как большие гвозди. И костяшки: белые и овальные, как мелкие картофелинки. Тик. Так. Щелк. Тик. Так. Вниз! |