Онлайн книга «Глубокое бурение»
|
А у Никиты отец вернулся — и сразу в Центр. И увидел, как Элэм дымит на балконе. Ну и началось. Отец вообще ярый бывает, особенно когда трезвый. А тут больше трех месяцев ни капли в рот не брал, профессии новые осваивал, ремонт в квартире делал, а родной сынок хабонит как ни в чем не бывало. Везде накалывают! Вы тут каким хреном вообще занимаетесь! Директор увела его в свой кабинет. Что уж она ему так говорила, как уламывала, но вышел отец как шелковый. Сунул Элэму в руки машину на радиоуправлении и ушел, не попрощавшись. Левка потом долго плясал вокруг коробки давай да давай откроем. А у Никиты на душе кошки скребут. Не было отца — даже скучал, появился отец — и что с ним теперь делать. — Дарю! — Он протянул игрушку товарищу. Боцман опять глазами хлоп-хлоп: — Насовсем? Понимая, что потом жестоко пожалеет, Никита подтвердил. — На всю оставшуюся жизнь… Перед самым Новым годом Боцман подхватил грипп, затемпературил, и его изолировали. Так что тридцать первого пошел Элэм гулять без друга. Шатался бесцельно по центральному рынку, подумал-подумал — и пошел домой. — Тебя на праздник отпустили, что ли? — Отец в новой прихожей чужой, совсем не тот, что раньше. — Нет, гуляю… Зайти вот решил. Классно все так… — Классно… Меня в ЖКО сварщиком берут. Четыре тыщи обещают пока. Элэм понял, что отец не один. Пахло женщиной ароматы домашней еды мешались с душными волнами парфюмерии, на вешалке висело пальто с пушистым воротником. — Я пойду, а то стемнеет скоро. — Дима, там кто? — В прихожую вышла тетка, еще молодая, даже симпатичная. — Это твой сын? Ты Никита? — Он уходит уже, — пробормотал отец. — Куда! Праздник же! — Тетка бросилась к Элэму, стала раздевать. — Не могу. — Никита вырвался из теплых и каких-то уютных рук тетки. — Дольше трех часов нельзя гулять, милицию вызовут. С Новым годом. На улице из глаз брызнули слезы. Ну и че он там орал про курево, Никита ему на фиг не нужен, у него жизнь наладилась, нашел себе новую теху. Думает, подарил машинку — и все, и весь Никита с потрохами его стал… — И вот решил… я убежать… и захватил… с собой кровать… — глотая комки в горле скандировал Элэм. — Тяжелу, б… тяжелу, б… тяжелу! И со всего маху в кого-то врезался. — Опять по дому скучаешь? Никита поднял глаза. Конечно, перед ним стоял Юся-Егор. — Хрен ли на дороге стоишь? — Слез в горле как не бывало. Бац по шапке! — Мне Кирилл велел если матюкаться будешь, поучить маленько. Элэм не рассердился, взял Юсю за руку. — Тебя до автобуса проводить? Егор недоуменно посмотрел на Никиту. Тот брел рядом и на спутника не оглядывался. — Мы цыгане, — нарушил тяжелое молчание Егор. — И че? — Ты спрашивал, почему нас боятся. Я отвечаю мы цыгане, колдуны. — И ты наколдовал, чтобы ручеек вверх бежал? — Говорю тебе мы цыгане. Мы кого угодно за собой сведем. Как во сне, слушал Никита уродливого «колдуна». Раньше, когда все цыгане кочевали, самые старые цыганки брали горсть земли с тех мест, где табор особенно удачно останавливался. Ссыпали землю в кисет и носили под юбкой. Чем древнее табор, тем больше кисетов у старух под юбками. Все потому, что любой человек к земле привязан, к месту. При Столыпине, говорят, целые деревни с места снимались и в Сибирь уходили, а чтобы связи с местом не терять, цыгане им реку перегоняли на новое место. По половодью лучше всего получается, но можно и осенью, в дожди. Главное, чтобы земля водой напитана была. — Ты что, нашу речку перегонял? — Не ты, а вы, — вновь поправил Егор. — Двое должно быть погонщиков. — А куда перегонял-то? — В Молдавию. — А там что, своей реки нету А мы что, без реки останемся? — Река нужна тому, кто просит перегнать. У Кирилла там родственники, только с ними никто связаться не может целый год. Он тут один остался место — держит. Элэм неожиданно понял, что именно делал на холме Кирилл. Реку стырить хотел. Только не получилось. Кого он там шибко умным называл. — Эй, ты куда — окликнул цыган. Оказывается, ноги у Никиты двигались все быстрей и быстрей, и Юся-Егор за ним не поспевал. — Не провожай, сам дойду! — крикнул Элэм, не оборачиваясь. В Центр он вернулся затемно. На крылечке, словно елочная гирлянда, светились огоньки сигарет. Заметив Никиту, курящие вразнобой загалдели — …Элэм, за тобой папаша приезжал на такси… — …полчаса назад уехал, не дождавшись… — …беги, тебя Лариса Николаевна ждет… «Не маленький…» — подумал Никита. Вахтер тетя Катя всплеснула руками: — Шатается! Его отец потерял, а он бегает где-то, зимогор. Бегом в палату! — Уже докладывали, — отмахнулся от нее Элэм. По лестнице спускался Кирилл, в руках «Двенадцать стульев». — Домой в таксо поедешь — усмехнулся он. — А хоть и в таксо. Зато я реки не тырю! — Чего — У Кирилла глаза полезли из орбит. — Да мне урод твой все рассказал. Хрен тебе, а не реку! — И, пока Кирилл не опомнился, Элэм прошмыгнул наверх. — Совсем мозги прокурил — крикнул Кирилл вслед, но никто его уже не слышал. Оттого, что он все знает, все может решить сам и даже Боцмана сможет не дать в обиду, Никита чувствовал себя чуть ли не человеком-пауком. В раздевалке подошла Лариса Николаевна: — Никитушка, тут твой папа приезжал… — Я знаю, — прорычал Элэм. — Он тебя забрать хочет. — Перебьется! — Он деньги оставил на такси. Очень просил, чтобы ты приехал. Сказал, что даже курить разрешит… Тут Никита совсем рассвирепел. Не снимая ботинок, вбежал в палату, к столу воспитателя, рванул ящик и вытряхнул все содержимое на пол. Увидел сигареты и яростно на них заплясал: — Никаких сигарет! Заколебло меня это курево! Ненавижу! Не! На! Ви! Жу! Лежу на нарах! Хрен дрочу! Картошку чистить НЕ-ХА-ЧУ… не хочу, б…, не хо… Дальше все в тумане поплыло. Зареванное лицо маленькой Ларисы Николаевны, дежурный фельдшер со шприцем, толпа приютских… …Оранжевые прямоугольники на темной стене. Это фонари с улицы светят. Рядом на кровати сидит голый Боцман. — Че, опять уплыл — Губы у Никиты еле шевелились. |