
Онлайн книга «Глубокое бурение»
— Галина Юрьевна, может, хватит меня жизни учить?! — рявкнула Марина Васильевна. В это время зазвонил мобильный. Геращенко полезла в сумочку. — Да!.. — Она некоторое время слушала молча, потом закричала: — Что?! Ты не мог ее по башке ударить?.. Тьфу! Она нажала кнопку отбоя и тут же набрала новый номер. — Пятачок! У нас проблемы. А мне насрать, какие у тебя там мульки, сейчас на твоей земле избиение младенцев начнется!.. Да… Уже шестнадцать… Гордись до пенсии, дурак! Нам твоя помощь нужна!.. Пулей! — Что-то плохое? — спросила Марина Васильевна. — Хуже. Распопова ждала, пока всех ваших зарегистрируют, а потом заглянула проверить, все ли на этот раз путем. А там уже другие детки, и ее псих разобрал. Сейчас она выбивает «пазик» с опергруппой, чтобы брать притон. — Притон? — Этот ее практикант ушибленный раскололся про геометрическую прогрессию, и «буханки» ей явно не хватит. А под этим соусом она вас, Марина Васильевна, может представить как торговца детьми. Прикиньте, какое дело состряпать можно, век не отмажетесь! — Но ведь это же бред! — Не бредовей, чем эти ваши детишки, которые неизвестно откуда берутся. Тут позвонил Лопаницын. У него созрел план. Петр подоспел как раз вовремя: во двор въезжал «пазик» с опергруппой. — Здорово, — он пожал коллегам руки. — Криминал? — Криминал, криминал, — огрызнулась Распопова. — Сам не знаешь, что на твоем участке происходит. — Не слишком ли серьезное обвинение? Между прочим, у меня все в порядке. Мужики, в чем дело, вообще? Распопова популярно объяснила, что некая Марина Васильевна Кулик нелегально держит у себя детей для дальнейшей продажи… — Чего?! Мужики, она серьезно, что ли? И просветил введенную в заблуждение оперативную группу, что никакого притона у Кулик не было и нет и что тетка решила на старости лет завести детей, открыть семейный детский дом и пригласила к себе в гости ребят из приюта. Тем понравилось, и они на следующий день прибежали снова, но неофициально и с друзьями. Пропажу вернули с милицией — вон Распопова их утром и возвращала, но угланам до того понравилось приключение, что они снова сбежали в двойном составе. Теперь за беглецами приехала сотрудник реабилитационного центра, а заодно и его позвали, чтобы все по закону. — А мы тогда зачем? — не понял старший оперуполномоченный. — Вот я и спрашиваю — зачем? У Распоповой от такой наглости дыханье сперло. Не давая ей опомниться, Лопаницын предложил: — Может, просто ребят увезем, если уж приехали? Тут всего-то минут двадцать ехать… С меня пиво. Оперативники согласились. Петр поднял голову и свистнул. На балкончике появилась Марина Васильевна. — Спускайтесь, сейчас поедем! Через пять минут шестнадцать мальчишек и девчонок вышли парами из подъезда и чинно-блинно сели в автобус, с презрением глядя на Распопову. Вслед за ними в «пазик» зашли Геращенко и сама Кулик. — Бдишь? — Галина нависла над коллегой. Распопова только глазами хлопала. Ее только что нагло провели. — Шеф, поехали! — крикнул участковый, тридцать два и тридцать один, а потом еще два раза по столько же. Опергруппа уехала сразу же, едва пассажиры выгрузились у ворот Центра реабилитации. Распопова сказала, что проследит, и тоже вышла. — Ну? — Она осмотрела своих оппонентов. — И что вы придумали? Вы здесь все заодно, да? Одна банда? Я вас не боюсь! — Дура! — крикнул Евгений из-за спины Марины Васильевны. — Идемте, нам нужно все обсудить, — велела Геращенко. — Ребята, во дворе пока погуляйте. — Что? — Распопова ощерилась. — Кажется, и ваша контора тут замешана, да? — Дура! — Хорошо, — скрипнула зубами Галка. — Марина Васильевна, чтобы ребята не волновались, проводите их в приемный изолятор. Эта женщина вам покажет, куда идти. С видом победителя Распопова повела детей с «мамой» за собой, а Геращенко и Кулик вошли через главный вход, к директору. Лопаницын остался курить на улице. Не прошло и получаса, как участковый понял, что укурился насмерть. Потому что увидел, как из земли проклюнулся сначала один, потом другой, потом еще несколько и, наконец, целая грядка Куликов. Зрелище было жутковатое: ладони рвут дерн, разгребают грунт, и на свет появляется сначала голова с грязным, бессмысленным лицом, потом, выворачивая комья сырого глинозема, появляются плечи, руки упираются и вытягивают на свет все остальное. А потом земля осыпается, и вот он, стоит новенький, как с иголочки, Женя Кулик. Не успел Петр Ильич проморгаться, как двор Центра оказался полон детей. — Мама, мама вернулась! — закричали Кулики, едва Марина Васильевна вошла в изолятор. — Мама, ты за нами? Кулик онемела. Вот Саша. Вот близняшки Виктория и Вероника. Мишка, Кирилл, Аннушка… — Ма, мы домой сейчас, да? Ма, ты нас насовсем забираешь? Медик и нянечка с воспитателем во все глаза смотрели на эту сцену: дети со всех сторон облепили непутевую мамашу, а та лишь губами шевелила, будто пересчитывая. — Мои, — вдруг сказала Кулик, и взгляд ее стал быстрым и ясным. — Они все мои, и я их забираю. Ребята, собирайтесь. — Как же, мамаша? — встрепенулась дежурная воспитатель. — Нет, так не положено, стойте, нужно документы оформлять. — Я вам не позволю, — вскочила Распопова. — Это похищение! Марина не ответила. Она толкнула запертую дверь — и та выпала вместе с косяком. — Дети, домой! — позвала она. С веселым гвалтом ребята потекли в дверной проем, и, как ни пытались нянечка, воспитатель и Распопова остановить этот поток, ничего у них не вышло. Петр Ильич, увидав Марину Васильевну в окружении ребят всех возрастов и размеров, понял, что теперь драки не избежать. — Куда собрались? — Домой, — ответила Кулик. — С детьми? — Да. Что-то не так? — Насколько мне известно, у вас нет детей. — Теперь есть. — И когда только успели? — Дайте пройти. Позади уже бежали крайне взволнованные сотрудники Центра, размахивала руками и бюстом Распопова, и вообще сцена напоминала эпизод из военного фильма, когда оккупанты вот-вот войдут в город, а никто не успел сбежать: всеобщая суета и паника, и никто не знает, что предпринять. Лопаницын раскрыл кобуру. Это была простая демонстрация силы, могла подействовать, а могла и нет. Но лучше бы подействовала… |