Книга Царица Савская, страница 22 – Тоска Ли

Читала я до рассвета, а после и до самого позднего утра.

— Поведай мне, — сказала я, сидя в тишине моих личных покоев, — что это за зазнайство?

Именно здесь я умоляла отца не отдавать меня Садику. И здесь же я просила его отослать меня прочь. Как много с тех пор изменилось!

Тамрин, склонившийся передо мной в поклоне, изумленно выпрямился.

— Моя царица?

Он вновь был одет в простые одежды, браслет на запястье и аккуратно подстриженная борода были его единственными украшениями, а волосы он завязал на затылке простым кожаным шнурком. У двери напротив стоял Яфуш, золото сияло в его носу и на шее — высокомерный, неподвижный и прекрасный, он напоминал мне обсидиановую статую. Насколько же могут различаться мужчины!

Шара налила вино, и я откинулась на спинку резного стула, глядя, как он отпивает, не сводя с меня непонимающего взгляда.

— Ты читал тот свиток, который вчера подарил мне? — спросила я.

Брови Тамрина приподнялись.

— Я — не читал. Разве что часть его. Пиарские свитки порой цитируют при дворе Израиля.

— Понятно.

Вчера ночью мне хотелось сжечь пергамент, это собрание изречений, предельно ясно, вдохновленных другими, в основном египетскими, поговорками. Другого применения подобное собрание мудростей не заслуживало, хотя я вынуждена была с неудовольствием признать, что сборник довольно разумен, хоть и не похож на божественное откровение.

Но не поговорки и изречения в нем оскорбили меня.

— Как давно этот царь на троне?

Десять лет, моя царица, почти одиннадцать. Но, умоляю, скажите, что вас настолько огорчило?

— Здесь есть две песни, включенные в свиток тем же царем.

Я потянулась к свитку, лежащему рядом со мной на столике из слоновой кости, подняла его и прочитала:

— «Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна» [3] .

Я взглянула на Тамрина.

— Ах, царица, — ответил он с тем чувством, что показалось мне облегчением. — Я уверяю вас, он не желал никак принизить вашего бога. На окраинах его города почитают многих богов, и во многих верят его жены в своих покоях.

— Ты уверен? — я продолжила прежде, чем он успел мне ответить. — «Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли; падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах! Цари Фарсиса и островов поднесут ему дань…» — Я подняла взгляд от пергамента на Тамрина. — «Цари Аравии и Савы принесут дары».

Мне показалось или он мертвенно побледнел?

Мне отлично известно, что непривычные к нашему языку зовут мое царство «Савой». Разве не так?

— Вы правы, царица.

— А что же здесь значит «Аравия»?

Он помедлил.

— Пунт, моя царица.

Мой взгляд стал тяжелым, как камень. Тамрин тут же склонился в низком поклоне, а я возвратилась к свитку.

— «Милосерд к нищему и убогому… от коварства и насилия избавит души их… и будет жить, и будут давать ему от золота Аравии!»

Я швырнула свиток ему под ноги.

— Царица, я приношу глубочайшие извинения. Я не знал…

— Это записано как молитва Давида, сына Иессеева, — сухо сказала я. — Кто это такой?

— Царственный отец Соломона.

— Его так и называли в народе? «Сын Иессеев»?

Он выпрямился.

— Да. Отец царя был рожден не в семье монархов.

— И как же в подобном случае, — насмешливо протянула я, — он смог вознестись на трон?

Тамрин на миг поджал губы.

— Он был избран одним из их пророков в числе сыновей Иессея. Он был пастухом… и младшим сыном.

Мой смех зазвенел под сводами комнаты.

— Так этот великий богатый царь на самом деле сын пастуха? — Я посмотрела на Шару, которая, позабыв о вуали, пыталась спрятать одну из редких своих улыбок.

— Да. — Торговец развел руками. — Его отец едва ли мог назваться царем. Но он оставил наследство: он был победителем в войнах… бандитом большую часть своих дней, убийцей людей. Именно он объединил племена Израиля.

Наши собственные правители объединяли племена. Даже сегодня мой народ называл меня мукарриб — объединительница — согласно традиции, заложенной моим дедом, который соединил четыре великих царства в одно, Сабу, ставшею превыше их всех.

— И этот пастуший царь молился о том, чтобы Саба несла свое золото его сыну.

— Царица, богатство Сабы давно уже легендарно. И это комплимент нашему царству, тот факт, что бывший их царь желал сыну подобного отношения.

— Тамрин, давай наконец поговорим откровенно.

Он отступил, когда я сошла с возвышения и направилась к низкому дивану. Жестом я пригласила Тамрина занять соседний, тем самым подняв его до статуса советника.

— Десять лет на троне. Возможно, как ты говоришь, одиннадцать, — начала я, когда Шара поставила перед нами блюдо с финиками.

— Да, моя царица.

— Его жена — дочь фараона. Но всем известно, что фараон слаб.

— Его первая жена.

— Сколько же их у него? — Я подняла кубок. У моего отца тоже было несколько фавориток.

— Я не уверен в точном числе. По последним подсчетам их было около двух сотен.

Мне с трудом удалось не выплюнуть от изумления вино.

Он мягко улыбнулся.

— Это правда. Дочь фараона принесла ему Гезер. Невеста из аммонитов — контроль над Королевским Трактом, от Красного моря до самого Дамаска. И так далее, включая наложниц из двенадцати племен его народа, жен из вассальных Моаба, Эдома, Арама, Хамата, Зобы, Ханаана, Хатти, Амалекитов.

— Все ли рассказы о нем настолько преувеличены — от списка земель и богатств до количества его жен? — На этот раз я не просто взглянула на него, я поймала себя на том, что почти неприлично глазею. И как я раньше не замечала, что у его глаз такой изумительный синий цвет?

Торговец мягко покачал головой.

— Боюсь, что не преувеличены. Я видел его столицу и возведение его храма, видел крепости в городах, где его гарнизоны контролируют дороги от Евфрата в Синай и от Красного моря в Пальмиру. Получив контроль над торговыми путями через Гезер, он стал также посредником в торговле лошадьми и колесницами между Анатолией и Египтом.

Я прищурилась.

— Они называют его Принцем Купцов, — продолжил он. — Царь знаменит своим пристрастием к роскоши, экзотическим товарам и животным.