Онлайн книга «Волхитка»
|
Малолетняя девочка Люся, Люська, называвшая себя не иначе как Юська – была и навсегда остаётся не заживаемой раной в душе и в сердце. После очередного срока – за мелкую кражу – Стахей Матёрин приехал к своей симпатичной заочнице, с которой переписывался года полтора. Цельный рОман в письмах накатал, да такой красноречивый рОман получился – не устояла заочница, пригласила Матёрина в гости. Он приехал и «добил» её своим мужицким грубоватым обаянием, своим не показным талантом управляться по хозяйству: хоть крышу перекрыть, хоть погреб вырыть, хоть быка заколоть. Короче говоря, женился он. Дом купил на деньги, заработанные в зоне; хотя и пахал много лет на «хозяина», но и в свою копилку тоже попадало кое-что. Он был хороший спец по части электрики и автомеханики. Пошёл в контору, «сдался». Шофёром стал работать. Жить настроился честно и ровно; особенно после того, как жена подарила ему синеглазую дочечку. Если раньше на весах качалась только его гулевая судьба, то отныне на эти весы – на другую чашу – легла судьба дочери, крохотной Люси. «Побесился, хватит! – вспоминал он свою невесёлую долю: вокзалы, ночлежки, война. – Сам ничего слаще морковки не жрал, так хоть пускай дочурка поживёт по-людски. Подрастёт, поедем с ней на родную беловодскую сторонку поглядеть». Жена, к сожалению, оказалась бабой скуповатой, падкой на всевозможные «дополнительные льготы». Поначалу, когда Материн с ней переписывался, она была продавщицей. А вскоре после свадьбы устроилась работать секретаршей в райком. Стахею это сразу не понравилось – недолюбливал начальство. – Сплошь дубьё руководит! – уверял он жену. – Гусь какой-нибудь при галстуке кричит: «Пора пахать, пахать!» А сам даже в очках борону от плуга не отличит. Мало тебе было этих «дополнительных льгот» в твоём магазине?.. – А ты попробуй, потопчись там целый день возле прилавка, так узнаешь: мало или много, – отвечала жена. – А в райкоме я одни бумажки с места на место перекладываю и получаю при этом столько, сколько за полгода не заработаешь в магазине. И льготы при этом… – Льготы! – Матёрин не скрывал презрения. – Льготы – это сыр в мышеловке. – Какой такой сыр? – А такой, который бесплатным не бывает. – Ну, я не знаю, что тебе надо, – признавалась жена. – Лично мне там нравится. Я в этом райкоме – как в раю. Какое-то время Стахей ворчал, сопел, но потом отмахнулся: нравится жить ей в этом «раю», ну и пускай себе живёт, пускай работает: заочницу он крепко полюбил. В том «раю», в котором она работала – как и во всяком другом раю – был свой «Господь Бог». Звали его – Василь Васильевич Ярыга (Вась-Вась). Это был откормленный, холёный боров – пудов эдак семь или восемь. Доски пола под ним прогибались так, что в кабинете плотникам пришлось полы перестилать – специально под этого здоровенного шефа. Лоснящаяся физиономия шефа ажно сияла в сумерках – за версту видать. Как фонарь. Обладая завидным здоровьем, Ярыга был неутомим в делах руководства хлопотным хозяйством обширного района. И работать он любил – нужно отдать ему должное – и отдыхать умел с купеческим размахом. После очередного мудрого руководства пахотой или уборкой урожая, Вась-Вась любил себя потешить новомодною забавой: заглотив рюмаху коньяка, ай, как славно, ребятишки, поохотиться верхом на вертолёте. Но более того любил дородный шеф «клубничку на природе пощипать». Рядом с ним на даче нередко находилась чья-нибудь молоденькая ляля – подшефная… Трагедия случилась, когда Юське тринадцать лет исполнилось: действительно, проклятое число. Обладая неистовым характером и силой, Матёрин по осени пластался на уборке: сам сутками не спал, и комбайнерам от него покоя не было. Закончив страду, получил он большие деньги, поехал в город – неподалеку – и полный кузов барахла понакупил: стиральную машину, холодильник, лыжи дочери, велосипед, радужный отрез на платье – «обоим девчонкам». Усталый, но весёлый вернулся он под утро. Дома – никого. Насторожился: никогда такого не случалось. «А это что за цацка? – удивился он: на столе узорной глыбой льда мерцала дорогая хрустальная ваза с какими-то золотыми вкраплениями. Он подошёл, грязным ногтем задумчиво пощёлкал по стеклу – зазвенело и под сердцем непонятной болью отозвалось… «Что бы это значило? – Стахей нахмурился. – Сколько такой ночной горшочек может стоить? Кусок, наверно, а то и больше…» Соседка свет увидела в окне, пришла попросить мясорубку (либо намекнуть ему). – Не знаешь, где мои? – растерянно спросил Матёрин. Пожилая женщина дёрнула плечами: нет. – Шофёр Вась-Васькин заезжал сюда вечером, – сообщила соседка, уже уходя и странно, криво усмехаясь на хрустальную вазу. Как-то не сразу дошло до него… Не мог он допустить подобной мысли. А затем чуть припадок не сделался; бывало с ним такое иногда: заходился до зелёного лица, до белой пены в стиснутых зубах – ножом раздвигать приходилось, чтобы лекарство залить. Захватив ледяное стекло со стола, он выметнулся во двор… В дым расхлестнул эту вазу о железный лоб грузовика… Заскочил в кабину, свет врубил, не замечая разгорающегося солнца над дорогой за селом… И погнал, погнал машину – газ до полика! – выжимая из мотора всё, что можно… Всю дорогу Стахея трясло, спазма горло давить начинала, и тёмное пятно ложилось на стекло перед глазами, как бывало на грани припадка. «Только бы успеть! Только бы не сдохнуть в кювете! – заклинал он себя, успокаивал. – Да что я, как дурак? На дачу людей пригласили, эка беда?.. – Но поверить не мог; догадками душу травил. – Разве я прошлый раз не заметил, какими погаными глазками этот старый козёл приголубил дочку, когда я с нею заехал к жене на работу?.. Но она-то, она! Мать она или кто?.. Всех троих замочу!..» Райкомовская дача находилась на краю Золотого озера – среди могучих сосен, подпирающих поднебесье. Матёрин там бывал два раза – кирпич и доски привозил для ремонта двухэтажного старого особняка, в котором жил когда-то, говорят, куражился тутошний купец, устраивал такие могучие попойки с песнями и цыганами, что даже кони пьяными валились по берегам. Времена меняются, меняются названия, но сущность, видно, остаётся в человеке. Если кто-то, по сути своей, был рождён как купец, то и замашки у него будут купеческие, даже если он будет зваться «секретарь» или «шеф», или как-то ещё… Эти сумбурные мысли мелькали у Стахея в голове – точно так же, как мелькали деревья за окном грузовика, трясущегося на кочках. До места он не доехал километра полтора. Мотор закашлял, допивая последние капли горючего, затарахтел с перебоями. Глянув на упавшую стрелку бензобака, Стахей повернул в сосняки и уже по инерции – с горки – докатился до края засверкавшего озера. Дверцу распахнул ударом локтя – и побежал по гладкой накатанной дороге «в рай». Примчался, то и дело спотыкаясь и падая, хватаясь за ограду и чувствуя, как сильно раскалилось сердце под ребрами: ещё немного – и перегорит… Глотая воздух, как пловец, долго пробывший под водой, он присел возле ворот. Немного успокоился, вытер пот с лица, а может, слезы… |