Онлайн книга «Волхитка»
|
В пустоте за Царскими вратами – как-то особенно гулко – раздался выстрел, сильно стегнувший по перепонкам… Голубь закружился, ударяя крыльями по расписному куполу. Матрос решительно ступил на дощатый клирос, поцарапанный подковами и сундуками, и увидел Ярыгу, не так давно пришедшего проверить, как тут заканчивают раздербанивать буржуйский храм. Минутами раньше боцман спустился по каменной лестнице, оглядел подвалы – все подчистую подметено. Наступая на святые мощи, кем-то выброшенные из гробницы, Ярыга выбрался наверх. Закурил, сплюнул под ноги. И вдруг, увидев свечку неподалёку, зажёг её, чему-то ухмыляясь, отошел метров на десять, и прицельным выстрелом погасил… – Нормально, слушай, – пробормотал он, обращаясь к бородатому какому-то апостолу, намалёванному на стене. – Глаз – алмаз, хоть я и не святой. Он собрал ещё, сколько попалось под руку, – расставил, где только смог, и начал расстреливать зажжённые свечи. Сначала прицельно шмалял, затаивши дыхание, а потом почти бегло пошёл колотить… Соловьём свистящая свинцовая пичуга срезала пламя под корешок и, улетая в дальний угол, врезалась в каменную стену, или протыкала старинную икону; оклады содрали, а «деревяшки», не все, но некоторые оставили. Довольный целким глазом, Ярыга щурился, шумно сопел и, засовывая левую лапу под тельняшку, блаженно поглаживал вокруг пупка. Последняя свеча горела в Божьем храме. Волкова точно в спину подтолкнули – торопливо подошёл и заслонил огонек, сиротливо трепетавший в синеватом прохладном полумраке. – Эй ты, кишка! Побереги патроны! – Голос матроса звучал угрожающе гулко под сводами. – Отойди, салага! – Боцман узнал его. – Брысь, говорю! Не ясно? – Не ясно. Всего одна свеча горит, потому и не ясно. Ярыга приподнял холодно взблеснувший маузер. – Сейчас я и тебя… и свечку эту – разом потушу. Моряк молчал. Не двигался. Только сжал кулаки, чувствуя, как слабнет сердце: «А ведь стрельнет, стерва!» Боцман хищно улыбнулся, играя на нервах. Повёл оружием, будто прицеливаясь. И вдруг палец дёрнулся на спусковом крючке, и синевато-багровое пламя рванулось на конце ствола… И точно ветер шаркнул чуть выше головы матроса – пуля… И лишь потом Василий услышал звук, ударивший под купол и хаотично размноженный эхом… Он побледнел и закачался. Истома вдруг, усталость навалились. Ярыга, испугавшись, подскочил к нему. Тронул за плечо. – Живой? – спросил чужим голосом. У матроса во рту пересохло. Молча постоял, глядя на маузер, выдыхающий испарину порохового дымка. Неожиданно размахнулся, выбил оружие и мгновенно схватил из-под ног. Побледнев, боцман попятился, глядя в чёрный зрачок ствола. Повернулся – и бегом из храма… Волков на ходу нажал курок и услышал холостое клацанье бойка: патроны кончились. Широко размахнувшись, моряк зло швырнул вдогонку пустой маузер. Облёгченно вздохнул, опускаясь на каменную паперть, и устало, вяло так опустил натруженные руки, точно милостыню тут просить собрался. Ярыга тяжело наклонился – брюхо мешало – подобрал оружие, почистил о штанину и спрятал в кобуру. Потом огляделся – нет ли свидетелей позорного отступления. – Свечечку жалеешь? Ах ты, контра! Сука! Мать твою и батьку! Я с тобой поговорю ещё! Волчара! – Повезло тебе. Дешевка, – устало усмехнулся Василий. – А то бы я тебя тут уработал… Телега подъехала к паперти. Розовощёкий местный парень – какой-то жизнерадостный активист – махнул рукою в сторону двери: – Всё? Ничего не забыли? – Не знаю, сам смотри, – отмахнулся моряк. Активист улыбнулся. – А у тебя что – глаза на затылке? Он соскочил с телеги, шапку снял на пороге, но усмехнулся и тут же снова надел на рыжие вихры – скрылся во мгле за дверями. – О!.. – зычно крикнул в пустоте. – А кто свечки запалил здесь? Василий вздрогнул и резко встал. – Какие свечки? Там одна была… – Обнаковенные, – уже потише сказал парень и снял-таки шапку, добавляя задумчиво: – Богу – свечка, чёрту – кочерга. Активист ушёл из церкви. А Василий стоял, изумленный: все свечки, в которые боцман стрелял – все до единой! – горели, расставленные кем-то в сумрачных углах. А та, последняя, какую Волков грудью заслонил, – исчезла. «Господи! – Матрос перекрестился, озираясь широко открытыми глазами. – Нет, не мерещится. Вот чудеса!» Затем раздался лёгкий шум за Царскими вратами. В проеме показался мальчик в белой рубахе, босой, – в руках горит высокая свеча. – Ты почему здесь? – прошептал матрос. – Ты кто? – Я – Грибоня… Боголюбин… Ты разве не знаешь меня? Ты ведь тоже Боголюбин… – Кто? Я? – Ну, да. Ты позабыл… Ты вспомнишь, погоди… Я поначалу тоже позабыл… Мальчик повернул к нему бледное лицо, озарённое свечой. И что-то до боли знакомое было в этом облике, что-то родное, милое до слёз. Моряк ещё хотел что-то спросить, но мальчик закрыл за собою Царские врата, проговорив: – Во имя отца, сына и святого духа, аминь! И после этого мальчик медленно начал спускаться в подвал – Василий видел сквозь витиеватую резьбу ворот и подумал: догнать бы, узнать о чём-то важном и существенном, что могло бы, кажется, объяснить ему родство с этим храмом и островом… Разве он Боголюбин? Не Волков?.. Он двинулся к подвалу, заглянул в подземный ход, но вместо мальчика и пламени свечи увидел в темноте глаза волчицы, горящие зеленоватым фосфорическим светом. – А где Грибоня? – Здесь! – ответил женский голос. – А ты кто? – Душа его! – Душа? Волчица?! – не поверил матрос. – Кто тебе сказал, что я волчица? Глянь! Ударил гром – и подземелье озарилось яркой вспышкой. И тихий-тихий синий купол неба открылся очарованному взору. Светлое облако сверху спустилось, играя очертаниями призрачной фигуры, становившейся всё более и более реальной. И вот он уже видит: женщина перед ним стоит – в белом платье, в золотой короне. «Кто ты? – хотел он спросить. – Ты царица? Волхитка? Богиня?.. Скажи! Не томи и не мучай! Давно пора поставить все точечки над «i». – Спокойно, – услышал он высокий голос в тишине. – Мастер знает, где поставить золотую точку. Ты сегодня будешь главным мастером. – Это как же так я стану мастером? – А вот так, моряк. Всё очень просто. И запомни, моряк, ещё вот что: Россия – это наше золотое дно! 18 Осенние грозы – дело обычное для этой местности. Только необычно как-то происходило на этот раз. В небесах над куполами потемнело, но потемнело именно в то время, когда в белом храме не осталось ни одной святыни. |