
Онлайн книга «Искупление»
![]() Близнецы начали незаметно сближаться, подсознательно готовые сомкнуть ряды: если этому человеку о спектакле известно больше, чем им, наверняка он знает и еще много чего. Выражая общую тревогу, Джексон спросил: — Вы знакомы с нашими родителями? — С мистером и миссис Куинси? — Да! — Я читал о них в газетах. При этом известии мальчики уставились на него, потеряв дар речи, потому что знали: газеты пишут о важных событиях — о землетрясениях, железнодорожных катастрофах, о том, что делает правительство, что происходит в разных странах, будет ли тратиться больше денег на вооружение, если Гитлер нападет на Англию. Они испытали благоговейный трепет от того, что их личное несчастье стоит в одном ряду со всеми этими высокими материями. Впрочем, это казалось вполне правдоподобным. Чтобы обрести уверенность в себе, Лола подбоченилась, но ее сердце слишком сильно билось в груди, и она не решалась заговорить, хотя понимала: молчание нарушить нужно. Ей казалось, что с ними играют в игру, смысла которой она не могла постичь, однако была уверена: во всем этом кроется нечто неприличное, а может, и оскорбительное. Когда она заговорила, голос выдал ее, пришлось откашляться и начать снова: — И что же вы о них читали? Он вскинул брови, густые и сросшиеся посередине, и издал протяжное неопределенное: — Ну-у… — Потом замолчал. — Я не знаю, — сказал он наконец. — Ничего особенного. Глупости всякие. — Тогда я была бы вам исключительно признательна, если бы вы не говорили об этом при детях. Должно быть, она где-то слышала это выражение и теперь с бессознательной убежденностью повторила его, как ученик — заклинание мага. Похоже, это сработало. Маршалл поморщился, признавая, что совершил ошибку, и, повернувшись к близнецам, сказал: — А теперь, вы двое, послушайте меня. Все прекрасно знают, что ваши родители — замечательнейшие люди, которые вас очень любят и постоянно о вас думают. Джексон и Пьеро закивали в торжественном согласии. Заявив это, Маршалл снова обратил внимание на Лолу. Выпив незадолго до этого два крепких коктейля в гостиной с Леоном и его сестрой, он поднялся наверх, чтобы распаковать вещи у себя в комнате и переодеться к ужину, но прежде, не снимая башмаков, растянулся на своей необъятной кровати под балдахином и, убаюканный деревенской тишиной, коктейлями и вечерним теплом, задремал. Ему приснились его сестры, все четыре, они стояли вокруг кровати и, щебеча, толкали и тянули его за рукава. Он проснулся, неуместно возбужденный, со вспотевшей грудью и шеей, и не сразу понял, где находится. Когда, опустив ноги на пол, он пил воду, до него донеслись голоса, которые, судя по всему, его и разбудили. Пройдя по скрипучим половицам коридора и войдя в детскую, он увидел трех детей. Впрочем, девочка была уже почти юной женщиной, полной достоинства, даже надменной — ни дать ни взять маленькая принцесса с картины какого-нибудь прерафаэлита, со всеми этими браслетами, локонами, накрашенными ногтями и бархоткой на шее. — Вы удивительно стильно одеты, — сказал он ей. — Особенно, мне кажется, вам идут эти брюки. Комплимент скорее доставил Лоле удовольствие, чем вызвал смущение, и она легко провела пальцами по ткани там, где были сборки над ее узкими бедрами. — Мы купили их в «Либертиз», [4] когда ездили с мамой в Лондон, в театр. — И что же вы смотрели? — «Гамлета». На самом деле брюки были приобретены после утреннего представления в «Палладиуме», [5] где Лола пролила на платье клубничный сок, а «Либертиз» очень кстати оказался как раз напротив. — Это один из моих любимых магазинов, — заметил Пол. Ей повезло, что он тоже никогда не читал этой пьесы и не видел спектакля, — его стихией была химия. Тем не менее он с глубокомысленным видом произнес: — «Быть или не быть…» А она с готовностью подхватила: — «…вот в чем вопрос». А мне нравятся ваши туфли. Он повертел ступней, любуясь произведением сапожного искусства. — Да. Мне их сшили у Дакера, на Терл-стрит. Там изготавливают деревянную колодку с вашей ноги и хранят вечно. У них в полуподвалах на полках тысячи таких колодок, многие их владельцы давно умерли. — Потрясающе. — Я есть хочу, — снова пожаловался Пьеро. — Очень кстати. — Пол Маршалл похлопал себя по карману. — У меня кое-что есть, и я вам это дам, если вы угадаете, чем я зарабатываю на жизнь. — Вы певец, — предположила Лола. — Во всяком случае, у вас очень приятный голос. — Спасибо за комплимент, но вы ошиблись. Знаете, вы мне напоминаете одну из моих любимых сестер… — Вы делаете шоколадки на фабрике, — перебил его Джексон. Не желая допустить, чтобы на брата обрушилась слишком громкая слава, Пьеро поспешил добавить: — Мы слышали, как вы рассказывали об этом возле бассейна. — Тогда это не считается. Тем не менее Пол вынул из кармана обернутую жиронепроницаемой бумагой прямоугольную плитку размером четыре дюйма на дюйм, положил ее на колено, аккуратно развернул и поднял над головой, чтобы близнецы могли ее как следует рассмотреть. Мальчики вежливо подошли. Плитка была закована в грязновато-зеленый панцирь, который Пол поскреб ногтем. — Сахарная оболочка, видите? А внутри — молочный шоколад. Очень удобно в любых условиях, даже если шоколад растает. Маршалл еще выше поднял руку и крепко сжал плитку — было видно, как подрагивают его пальцы. — Такая плитка будет находиться в вещевом мешке каждого английского солдата. Она входит в стандартный набор. Близнецы переглянулись. Они знали, что взрослые безразличны к сладостям. — Солдаты не едят шоколада, — заметил Пьеро. — Они любят сигареты, — со знанием дела добавил его брат. — И вообще, почему это им, а не детям будут бесплатно раздавать шоколад? — Потому что они будут сражаться за родину. — Папа говорит, что войны не будет. — Он ошибается. В голосе Маршалла послышалось раздражение, и Лола поспешила всех примирить: — Может, какая-нибудь и будет. Он улыбнулся ей: — Это называется «Армейский „Амо“». — Ато, amas, amat [6] , — проспрягала Лола. — Вот именно. — Интересно, почему все, что продается, кончается на «о»? — поинтересовался Джексон. |