Книга Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти, страница 21 – Майкл Муркок

– Мы с берега. Помочь. Видали, как вы того.

Мушкетер мотнул головой. Квайр уверенно улыбнулся и, вновь воздев фонарь, хлопнул стражника по плечу, после чего они с Лудли, протиснувшись мимо, продолжили путь и нашли Полонийца воссевшим на релинге, моргающим и ошеломленным, с неким благородным старцем, заботливо нависающим над королем.

– Меня послали сюда, – заявил Квайр тревожаще, – дабы сопроводить джентльмена. Кто-нибудь владеет нашим языком?

Древний дворянин, запеленут в соболя, поднял глаза, заговорив сбивчиво и гортанно:

– Я владею, сир. Вы с берега? Что случилось? Выстрелы. – Он моргнул. Он был близорук.

– Вы сели на мель, сир. Разбились, сир. И разломитесь, если не сойдете на сушу.

(Последнее – ложь.)

– Что нам делать? – Пронзающий взгляд. – Кто вы такие?

– Капитан Флетчер. Береговая охрана, сир. Услышанные вами выстрелы – наши, мы отгоняем разбойников, что сопутствуют кораблекрушению, как воронье – труповозке. Вам повезло, мы были неподалеку. Скорее, где ваши женщины и дети?

– С нами их нет.

– Сей пассажир выглядит родовито.

– По правде, сир, он таков.

– Так давайте сведем его с корабля и вас тоже. Кого еще?

– Сперва его. Я не значим. И тут имеются ценности. В каюте. Их должно спасти. Они суть дары…

– Ценности можно эвакуировать позднее, сир, но не людей, – изрек Квайр упрекающе.

– Сии ценности важны необычайно. Помогите Его… сему джентльмену сойти на берег. Я доставлю сокровище. – Он обратился к королю на полонийском. Тот расплывчато улыбнулся.

Квайр как бы вступил с собою в дискуссию. Затем кивнул.

– Будь по-вашему, если таков, вы считаете, лучший расклад. Мой лейтенант, вот он, отправится с вами. – Он подал королю руку в перчатке, тот сперва глядел на нее непонимающе, потом принял. – Поднимайтесь, Ваша Милость.

Король встал на неверные ноги, и Квайр поддержал его, помогая спуститься по трапу и далее.

– Сир, осторожней, заклинаю.

– Я весьма обязан вам, сир, – сказал Полониец на Высокой Речи, используемой дипломатами на всех широтах, однако Квайр изобразил беспритворное невежество.

– Простите, сир, я не разумею ни слова из вами сказанного.

Они очутились на палубе и продвигались к точке, в коей взошли на борт Квайр с Лудли. Судно содрогнулось вновь, весьма живо, и Квайра со всей силы отбросило на релинг. Ветер переменился, сделался пронзителен. Луна пропала. Вода бесцельно билась о гибнущий корабль. Квайр заковылял обратно, все еще полутаща Полонийца, и тот, бормоча что-то со смутным радушием, позволил свести себя по наклонным ступеням, пока Лудли сзади орал: «Сюда!» – маша солидным тюком, а старый аристократ в его тылу созывал команду воспоследовать, чего Квайр уже какое-то время опасался. Он довел нерешительного Полонийца до отмели. «Легче, сир. Легче, сир». Взял Полонийца за руку и тянул ее. Лудли шел следом, старик оставался на ступенях и звал своих людей.

Квайр с опекаемым вышли из воды и потащились в горку, на пляж, откуда показались О’Бриан и другие.

– Вот и мы, О’Бриан! – воззвал Квайр. – Попридержи их, Луд, и встречаемся на мельнице.

О’Бриан выпростал руку, дабы взяться за короля и подвести его к запасной кобыле.

– Полезайте, милорд.

Король хихикнул и затряс головой. О’Бриан выразился по-полонийски, и Полониец, опять воссмеявшись, с готовностью оседлал гнедую. Квайр обрел своего воронка и запрыгнул в седло, взяв гнедую под уздцы, водрузился на коня и О’Бриан. Квайр слышал, как Лудли криком велит матросам идти вброд на берег, ища их господина, после чего десяток подлецов под Лудлиной командой принялась лупить из мушкетов и пистолетов, срезая матросский авангард.

Король надсадно вопрошал О’Бриана, тот вновь ответствовал, как условились они с Квайром, что на берегу хозяйничают разбойники, вечно вылезающие из нор в надежде напасть на потерпевших кораблекрушение, и что береговые охранники отгоняют злочинцев.

Они стремительно галопировали по мелководью, разделяющему остров и материк, пока Полониец не заорал и не попытался натянуть поводья.

– Чего он хочет, О’Бриан? – Квайр перекричал ветер.

– Говорит, беспокоится за своих, должен остаться.

– Сколь достойно. Скажи ему, что грядет прилив и всем следует перебраться на возвышенность, что наши люди присмотрят за оставшимися.

О’Бриан медленно заговорил по-полонийски. Король ответствовал, упрямясь по-прежнему.

– Что там еще, О’Бриан?

– Говорит, сейчас вроде отлив.

– Так и есть! – Квайр ухмыльнулся. Не отступай вода, они и вовсе не смогли бы пересечь широкую полосу песка. – А он местами наблюдателен, верно? Скажи, что прилив обманчив. Вложи в голос настоятельную нотку, О’Бриан!

На них обрушился порыв ветра, ударив с такой силой, что покачнулись лошади.

– Н-но, Митра вам в печень! – завопил Квайр.

Сзади раздались новые выстрелы. Король пытался развернуть гнедую.

– Всласть твою Ариадну! – Квайр подскакал ближе, сбил королевскую шапку, извлек из чересседельной кобуры пистолет и, пока Полониец изгибал шею, дабы уразуметь, что происходит, сильно стукнул его в основание взлохмаченного черепа, перехватил прежде, чем тот сверзился, уложил на луку седла, опутал для верности поводьями, взял уздечку и повел гнедую далее. О’Бриан разрядил один пистолет, явно от радости, и помахал вторым. Они почти добрались до травянистых дюн, на коих посверкивал снег, ясно свидетельствующий, что приливные отмели позади и вскоре покажется взаправдашняя суша.

Они скакали галопом, вглубь и на восток, прочь от портового города Родж, ибо Квайр принял решение оставить по меньшей мере полсотни миль между собой и кораблекрушением, дабы их не обнаружили по воле случая.

Квайр оглянулся и увидал редкие вспышки, сопровождаемые столь же скудными стрельбой и криком. Если расчет верен, Лудли и его людям пришлось трудиться даже менее, чем предполагалось, и ныне они верхом удаляются от «Миколая Коперника» и его команды, скача во весь опор, пока вести не добрались до Роджа и не выслана подмога. К тому времени настанет утро, лиходеи будут на пути в Лондон, Лудли присоединится к ним в условленном месте, везя с собой, на счастье, сокровище полонийского Короля.

Они мчались, и Квайр зашелся вдруг грубым, лающим хрипом где-то между воем и граем, заставляя О’Бриана преизрядно занервничать, пусть до него и дошло, что Квайр смеется.

* * *

Считаные часы спустя перепачканный, дрожащий Лудли – кривой зуб отплясывает в унисон с другими, менее заметными собратьями, тюк зажат меж бедрами и седельным рожком, лицо синюшное, а взгляд тусклый, будто оледенелый, – узрел мельницу, на коей была условлена встреча. Ветряк вздымался черным силуэтом в рассветной бледности, его старые крылья поскрипывали, будто пытались вызвать ветер. Лошадь шлепала по мелко-топью; ее копыта с каждым шагом ломали лед; гнулась и ломалась замерзшая трава. Пейзажу явственно недоставало красок, и Лудли казалось черным все, что не было белым. Даже ссутулившаяся фигура Квайра, сидящая близ мельницы у костерка, представала глазам Лудли всецело черной. Он крикнул и перепугался, поскольку с губ его сорвался устращающе громкий рев, и сколько-то белых гусей забили крыльями, срываясь в блеклое небо.