Книга На тропе Луны, страница 25 – Алла Вологжанина

– Тебе не стыдно так зарабатывать? – жмурясь на скупом осеннем солнце, поинтересовалась Люсия, которая в Карининой помощи не нуждалась.

– Не-а, ни разу, – ответила та. – У нас в классе мало того что тупари одни, так еще и недружные. На таких не стыдно и заработать.

– Почему это недружные? – удивилась Люсия.

– Хм, то есть почему тупари, ты и сама понимаешь? Вот смотри, в классе тридцать два человека, из них двадцать постоянно покупают контрольные. Платят, заметь, по двести рублей. Когда у меня Витасик Панаев самый первый контрошу купил, то он даже с лучшим другом не поделился, типа «я ж деньги заплатил». И никто ни с кем не делится, иначе не покупали бы столько. Значит, не друзья они, а фигня какая-то. А тупые, потому что могли бы договориться, скинуться и купить одну копию на всех. Потратили бы каждый по двадцатке плюс два рубля на ксерокс. Нет, Люськ, мне ни капельки не стыдно.

Люсия поморщилась, расправила щелчком оборку джинсовой юбки.

– А почему ты утром вся зареванная была?

– Точно, Каринк, что случилось? – поддержал сестру Митька.

– Да Ларик опять… Хотя я и сама хороша… – И Карина рассказала друзьям об утренней ссоре и выброшенной лапе, правда, про поход на мусорку и встречу с прекрасным рыцарем умолчала.

– Представляю, как ты ее ненавидишь! – с жаром выпалила Люсия, когда Каринка закончила рассказ. – Твоя тетка чокнутая просто.

– Люсь, ты что, сама чокнутая? – опешила девочка. – Как это, Ларку ненавидеть? У меня нет больше никого, как мне жить тогда?

– Подумаешь, у меня кроме родителей тоже никого, а я их ненавижу, – с пафосом выдала подруга.

И тут же получила от старшего брата по затылку.

– Ты фильтруй немного то, что вслух говоришь, – спокойно заметил он. – Во-первых, у тебя есть я. И бабушка, хоть и в Литве. А во-вторых, еще раз про родителей такое услышу, так тебя разукрашу, сама себя не узнаешь. Она за нас двоих подростковым кретинизмом страдает, – бросил он Карине.

Люсия даже на ноги вскочила.

– Ты мне угрожаешь, что ли? – высокомерно, хоть и дрогнувшим голосом спросила она. – Смотри, пожалеешь. Вы все пожалеете. Я еще всего на свете добьюсь сама, вот. А вы… а вы… А тебя Ларка ни капельки не любит. То наорет, то привяжет, то в обноски оденет.

– Люсия, заткнись-ка, – начал было Митька, но Карина его перебила:

– Конечно, любит, дубина. Если бы не любила, отправила бы меня в какой-нибудь детдом на Чукотку, а сама жила бы спокойно. – Карина задумалась. – Вот маму мою она терпеть не могла, это я помню. Так что не гони, Люсь… Я с Лариком больше прожила, чем с мамой. И кстати, не знала, что Ларка такая древняя уже. Мы же дни рождения сроду не празднуем… Не хочу я без нее остаться, она ж моя родная тетка. Так что подумаешь, обноски. Не в шмотках счастье. Я вот еще штаны себе сошью новые, здорово будет.

– К тому же Карина разбогатела, – добавил Митька. – Шмотки купит, если надо будет.

Карина замотала головой:

– Ну их совсем. Я тут задумалась, чем дальше в жизни заниматься. На фотокурсы надо пойти. И на журналистику куда-нибудь…

– А я вот на днях за платьем пойду, мама денег дала, – все еще злым дрожащим голосом сообщила Люсия. И удалилась почти бегом.

– Мить, что это с ней? – удивленно спросила Карина.

– Комплексы, – как всегда спокойно ответил тот.

– У Люсии? Откуда? Такая красотка, умная… в отличие от нас, нормальная.

– А ей хочется быть ненормальной, Карин. Знаешь, такой… роковой дамой с темной тайной в душе. Я уже побаиваюсь – то ли за нее, то ли ее саму. Она ведь не сейчас злая стала, она всю жизнь такая была. Это прорываться только теперь начало.

– Я ее в «Блины-оладушки» свожу, поговорим по душам, – расстроилась Карина.

Вот так вот за своими бедами и не заметишь, что подруга страдает.

– Угу, разговор по душам получится, только если у обеих душа на месте, – отозвался Митька, глядя в никуда своими светло-серыми, с раскосиной, глазами.

Зазвенел звонок на большую перемену, и самые медлительные ученики потащились к учительскому столу с контрольными. На этот раз на списывании никто не попался. Замечательно.

Дверь распахнулась, и в класс просунулась довольная конопатая фзиономия.

– Митька, Закар, ты где? Давай в спортзал, физрук баскетболистов велел собрать!

И капитан команды Митька, чью непроизносимую литовскую фамилию давно сократили до звонкого «Закар», ринулся за гонцом, чуть сумку не забыл.

– Куда? – рявкнула ему вслед алгебраичка Раиса Гавриловна по прозвищу, конечно же, Горилловна. – Сидеть, пока я не сказала, что урок окончен. Кормильцева!

Карина подняла голову от парты. Неужели Горилловна заметила, что все списывали с одинаковых черновиков?

– Опять волосы покрасила? – визгливо спросила учительница. – Каждый раз вижу тебя с другим цветом волос! В начале учебного года ты была красная, потом какая-то черная, а теперь блондинкой решила заделаться?

– Правда? – неумно брякнула Карина. – А я и не заметила…

И поглядела на кончик косы. Ну, блондинка не блондинка, но волосы стали совсем светлые, золотисто-рыжие. Черт, еще утром же были нормального, такого ярко-оранжевого оттенка. Не уследишь за ними. Как и за языком. И что вовремя не прикусила?

Горилловну понесло:

– Не заметила она, смотрите-ка! Вот вызову в школу твою тетю и поговорю о твоем дикарском воспитании. И идти в поход я тебе запрещаю, ты поняла? Посидишь дома и подумаешь о скромности и приличности.

– Поход все равно Марк Федорович организует, его мои волосы не волнуют, – буркнула Карина себе под нос, громковато, правда.

С другой стороны, пусть слышат. Надоело. Не цепляется же училка ни к гидроперитной Ермолаевой, ни к черно-малиново-полосатой Наталье. Знает, что, во-первых, послать могут, во-вторых, есть риск остаться без подарков от родителей.

– Меня твои патлы тоже не волнуют, меня твое воспитание волнует. И хамство в таком возрасте, – провозгласила математичка.

– Так вы мне скажите, в каком можно начинать, – вспылила Карина, – а то я так до старости доживу, а похамить не успею. Так и буду всякую фигню выслушивать ни за что ни про что. Я волосы вообще не крашу, у меня пигментация такая.

– Тетку… в школу… завтра же, – побагровев, зашипела учительница.

– Да обязательно! Она как раз говорила, что жить скучно стало, хоть бы цирк приехал.

– Нахалка! В твоем положении надо вести себя скромно. Тогда бы тебя пожалел кто-нибудь. А ты огрызаешься.

– А меня не надо жалеть, – фыркнула Карина, прикидывая, в какой скандал это выльется, и совсем шепотом добавила: – Подавитесь.

К счастью, перемена была обеденная. Издав гудок пароходной сирены, Горилловна покинула поле сомнительного боя с ученицей.