Онлайн книга «Последний шанс»
|
И даже Мелли, танцовщица из музыкальной шкатулки, не провожала его. Все они были заняты игрой. Рон бежит к пристани. Он собирается поехать на водном мотоцикле, а это значит, что его одежда промокнет. И пусть только таксист в Гласс-Бэй попробует отказаться вести мокрого пассажира. Рон схватит его за горло и пригрозит, что убьет, или отдаст ему все деньги из бумажника со словами: «Послушай, приятель, отвези меня в „Хилтон“. Там моя жена развлекается с каким-то богатым волосатым типом по имени Рон, но Роном на самом деле зовут меня. Вот, блин, бывает же такое!». Он пообещает таксисту, что оплатит штраф за превышение скорости. В двойном размере. Нет, в тройном. Можешь сам приехать и посмотреть. Это что, было сказано всерьез? А вдруг Марджи попала в какую-то секту, где практикуют… как же это называется: фетишизм? мазохизм? шведская семья? Говорят, сейчас в моде всякие извращения. Рона колотит от одной только мысли об этом. Ему нравится нормальный, естественный австралийский секс с женщиной, собственной женой, которая не должна спать ни с кем, кроме него. И после этого они должны обняться и уснуть в своей супружеской постели. Вот так: просто и чертовски здорово. Почему он раньше не ценил этого? Подбегая к воде, Рон видит, что навстречу ему в лунном свете идет знакомая фигура. – Ты? – изумленно спрашивает он. – Что ты здесь делаешь? * * * Софи решила, что все на острове уже насытились сахарной ватой, и упаковала свою машину. У всех детей теперь повышенный уровень сахара в крови. С этими ярко раскрашенными лицами они похожи на миниатюрных демонов, и ребятишки постарше бегают повсюду дикими стайками, издавая странное рычание. Разве детям не пора спать? Джаз-банд Кэллума сложил инструменты, и в динамиках грохочет латиноамериканская музыка. Уличные артисты закончили свое выступление. Софи видит двух страстно целующихся клоунов. Софи снимает крылышки и надевает поверх платья джинсовую куртку. Чуть раньше она собиралась где-нибудь перекусить, но, как ни странно, потеряла аппетит. Ей только хочется еще глинтвейна – она пьет его как воду. Чем больше Софи пьет, тем больше ей нравится этот напиток. В голове у нее немного шумит. Так забавно, что оба потенциальных кандидата самоустранились с интервалом в полчаса. О-о, это такая потеха! Девчонки попадают от хохота. На основе ее жизни можно снять ситком. Софи хихикает, но это больше похоже на всхлипывание. Или даже на рыдание. Дело в том, что это не только смешно, но и унизительно. Потому что Софи считала себя такой крутой и неотразимой, ведь ею интересовались сразу двое мужчин, а она сама особенно не интересовалась ни одним из них. Ей вдруг показалось, что у нее куча времени. Стоит лишь возгордиться, как тебя тут же обязательно поставят на место. И вот она опять одинока, и ей без малого сорок. Очень-очень одинока, и ей совсем скоро исполнится сорок. Замужество ускользнуло, и мечты о детях уплыли между ее неловкими, жадными пальцами. Все надо делать вовремя. И теперь у нее никогда не будет крошки Лили или крошки Джейка. На смертном одре Софи спросит себя: «Что я сделала для человечества?» И станет вспоминать о своих достижениях на посту начальника отдела кадров. Вокруг нее соберутся благодарные члены Комитета по контролю морального состояния сотрудников. Единственный человек, который, очевидно, в нее влюблен, – это Томас, но он женат на другой. А единственный человек, в которого она сама влюблена, – это Кэллум, но он тоже женат на другой. – Софи. – Ха! Я как раз о тебе думала. Софи поднимает глаза на Кэллума, чувствуя, что ее непреодолимо тянет к этому человеку, как металлическую стружку к магниту. Чтобы намертво не приклеиться к его груди, ей приходится упереться каблуками в землю. – Неужели? И что же именно? – Я думала… – Черт! Она совершенно не представляет, как закончить фразу. Но похоже, Кэллума это не смущает. Он оживленно сверкает глазами: – Может, ты хотела потанцевать со мной? – Забавно! Именно об этом я и думала! Кэллум подает ей руку, и Софи берет его за ладонь. В ее крови бурлит безумная радость. Кэллум наклоняется к ней с широко распахнутыми глазами и спрашивает: – Глинтвейн сегодня удался, правда? – О-о! – с трепетом отвечает Софи. – Он просто бесподобен. * * * Роза направляется к палатке Энигмы. Сама не зная почему, она тревожится за Грейс. Что-то в выражении ее лица смущает Розу. Какое-то оно безучастное, даже пустое. Кого же оно ей напоминает? О господи, точь-в-точь такое лицо было у того парня, Дженкинса, которого она видела на свадьбе Доры после войны. Ну и глупости же порой приходят ей в голову! Грейс вовсе не страдает военным неврозом! И не собирается совершить глупость! Тот парень, Дженкинс, повесился в гараже. Вероятно, дело в том, что Роза всегда немного волновалась за Грейс. С того самого дня, когда Лаура вернулась из роддома домой и вручила новорожденную дочь Саймону со словами: «Вот. Теперь сам с ней и возись. Это ведь ты очень хотел ребенка». Роза внушает себе, что у Грейс все хорошо, просто замечательно! У нее замечательный муж – Кэллум обожает Грейс, это все видят – и прекрасный ребенок. Музыка играет чересчур громко. У Розы болит спина. Кто-то натыкается на нее. – О господи! Извините, пожалуйста! Потом этот человек исчезает в толпе. Нынче празднование Годовщины происходит как-то очень уж бурно. У каждого в руках стакан глинтвейна, он сегодня прямо нарасхват, хотя, на вкус Розы, в нем многовато лимона и не хватает мускатного ореха. Когда она наконец входит в палатку младенца Манро, то видит восседающую в кресле с видом важной дамы Энигму, которая указывает на кого-то пальцем. Здесь также Вероника со своей новой подружкой. Та держит на руках Джейка. Кажется, все ведут оживленный разговор с неким мужчиной, одетым, о боже, в желтую футболку. Это же Псих! Очевидно, он все-таки нашел Веронику. Подойдя ближе, Роза видит, что он держит в вытянутых руках какую-то странную урну. Псих объявляет: – Это прах Элис Манро. Моей матери, Элис Манро. Вероника открывает от удивления рот, да так и забывает его закрыть. Энигма от души хохочет: – Ну не знаю, чей это прах. Но, уверяю вас, точно не Элис Манро! – Господи, только этого нам не хватало! – произносит рядом с Розой знакомый голос. Роза оборачивается и изумленно спрашивает: – А ты что здесь делаешь? * * * Рон с ревом мчится по реке на водном мотоцикле. Он поедет с Марджи в отпуск в Тасманию на микроавтобусе с прицепом. Он наконец-то повесит на террасе эту ужасную гравюру, изображающую младенца в цветочном горшке. Он впредь будет более терпеливым с тещей, он разрешит Марджи смотреть это дурацкое шоу в воскресенье вечером, он будет устраивать пикники и присобачивать рождественские фонарики на водосточные желоба. Ему столько всего надо спросить у жены: «Ты по-прежнему тоскуешь по своему отцу, даже не подозревая, что и я ведь тоже по нему скучаю? Ты по-прежнему пишешь письма родителям пропавших детей, думая, что я об этом не догадываюсь? Ты по-прежнему знаешь наизусть слова всех песен Бадди Холли? Как ты считаешь, наши дети нормальные?» Господи Исусе, неужели Вероника пыталась ему сегодня сказать, что она лесбиянка? |