Книга Восход, страница 80 – Виктория Хислоп

– Я не опоздаю, – пообещал Хусейн.

Он бродил по городу, не зная, как убить время. Два раза выпил кофе и поймал себя на том, что отвык расплачиваться деньгами – протягивать монету и ждать сдачу. Не устоял перед ароматом баранины и с жадностью съел сис-кебаб из палатки, впервые за несколько месяцев ощутив вкус мяса.

Когда Хусейн вернулся в магазин, сотни стрелок приближались к цифре «12». Не успел он войти, как раздался бой часов.

Часовщик его ждал.

– Я нашел кое-кого, – сообщил он. – Вы не сможете получить настоящую цену, но это лучшее, что можно выручить сегодня.

Тот факт, что молодому человеку нужны были деньги, чтобы помочь другим людям, тронул часовщика. Хусейн напомнил ему о его мальчике, который тоже носил форму, но в другой части острова. Этого было достаточно, чтобы захотеть ему помочь.

Они вместе пересекли город, и по дороге Хусейн рассказал, для чего ему понадобились деньги.

– С этим я помочь не могу, – признался часовщик. – Но можем спросить у моего друга, он кое-что знает на этот счет.

Часовщик повел Хусейна по боковой улице, и вскоре они оказались возле тускло освещенного кафениона. В глубине помещения, едва различимый в густом сигаретном дыму, одиноко сидел мертвенно-бледный полный мужчина. Другие посетители держались группами – играли в карты, громко разговаривали, даже кричали. На стене надрывался телевизор. Рядом с ним было окошко, через которое подавали кофе.

Часовщик направился к толстяку, сделав знак Хусейну следовать за собой. Они сели за столик к мужчине. Тому было около шестидесяти, у него были пышные седеющие усы и безучастный вид. Он смотрел прямо перед собой, ни разу не взглянув в глаза собеседнику и словно не реагируя на то, что ему говорили. Хусейн даже подумал, что толстяк слепой, настолько тот был равнодушен к происходящему вокруг. Его лицо оживилось, только когда часовщик попросил Хусейна показать бриллианты.

– Передайте их мне, но только незаметно.

Хусейн вручил ему драгоценности под столом. Камни тихо звякали, пока толстяк ощупывал их. Хусейн так и не понял, был ли тот зрячим.

– Могу дать за них двадцать тысяч, – произнес мужчина.

– Двадцать тысяч? – ахнул пораженный Хусейн.

Сумма показалась ему огромной.

– Это в турецких лирах, – тихо пояснил часовщик. – Около пятисот фунтов.

Хусейн повторил сумму. Он понятия не имел, хватит этих денег или нет.

– Это все, что я могу предложить, – отрезал толстяк, по-прежнему уставившись перед собой невидящим взглядом.

– Он хотел попросить еще кое о чем. Скажи ему, Хусейн.

– Двум семьям – одна греков-киприотов, другая турок-киприотов, всего девять человек плюс грудной ребенок, – нужно выбраться из Фамагусты.

– В Фамагусте никого нет. Только турецкие солдаты, – заявил толстяк тоном, не терпящим возражений.

Хусейн промолчал. Было что-то пугающее в этом человеке, отчего спорить с ним не хотелось.

Часовщик повернулся к Хусейну.

– Но как… – начал он.

Хусейн покачал головой. Он не хотел ничего объяснять. В такой компании лучше держать язык за зубами.

– Мне нужно их оттуда безопасно переправить. Сегодня же, – сказал он едва слышно. – Возможно, в Никосию.

– Кто эти люди? – спросил часовщик.

Он вдруг стал излишне любопытным и начал задавать слишком много вопросов. Хусейн понял: медлить нельзя. Чем дольше он здесь сидит, тем меньше у них шансов выбраться.

Толстяк неожиданно склонился над столом и впервые обратился прямо к Хусейну.

– Ходят слухи, там полно мин, – тихо, но отчетливо произнес он, сверкнув искусственными зубами. – Поэтому цена будет немалая. Как раз столько, сколько стоят эти камни.

Хусейн надеялся, что какие-то деньги все же останутся. На что-то же им надо будет жить, когда они выберутся из Фамагусты! Но похоже, эту проблему придется решать позднее.

Толстяк по-прежнему держал бриллианты под столом: оплачивать услугу явно следовало вперед. Он шепнул что-то на ухо часовщику, но Хусейн не расслышал слов.

Часовщик сказал Хусейну, что им пора. Толстяк сделал знак человеку, который стоял начеку у двери. Тот подошел к столику и проводил их до выхода из кафениона.

Хусейн мало что понял из происходящего. Единственное, что он почувствовал, – это облегчение, что вырвался от этого неприятного и опасного человека, которого, похоже, все боялись.

На улице часовщик объяснил, что будет дальше.

– Сейчас тебя отвезут в Фамагусту. На сборы – десять минут. Потом вас всех доставят в Никосию.

Вскоре Хусейн уже ехал на джипе назад в Фамагусту, глядя на разбомбленные окрестности. За рулем сидел рослый турецкий солдат старше его по званию. За всю дорогу он не проронил ни слова.

Они миновали несколько блокпостов, и всякий раз после бурных объяснений их пропускали. В пустынных улицах Фамагусты было что-то сюрреалистическое. Хусейн попросил высадить его, не доезжая до дома. Он никому не доверял и не хотел, чтобы солдат знал, где именно скрывались люди. Поэтому он выпрыгнул из джипа на углу улицы Эльпиды.

– У тебя десять минут! – рявкнул солдат.

Хусейн вбежал в квартиру Георгиу. Все были в сборе и ждали его. Хусейна обуревали страх и смятение, когда он постарался объяснить, что удалось организовать.

– В Никосии кириоса и кирию Георгиу, а также Марию, Паникоса и детей переправят через Зеленую линию. После этого они все будут свободны…

Его слова повисли в воздухе. Свободны… Что это означало теперь?

Все смотрели на Хусейна. Ему больше нечего было им сказать, но они надеялись, он скажет, что им делать дальше. Но он лишь знал, что произойдет в ближайшие несколько часов, не больше.

Когда несколько месяцев назад турецкие танки ворвались в Фамагусту, и Ёзканы, и Георгиу еще надеялись, что вскоре все вернется к прежней жизни. Теперь они понимали: рассчитывать на это не приходится.

– Вы кого-нибудь знаете в Никосии? – спросила Эмин.

Ирини отрицательно покачала головой.

Эмин вспомнила, что у четы Папакоста была квартира в Никосии, но решила не говорить об этом. Учитывая случившееся, это было бы неправильно.

– Я уверена, нам не дадут пропасть, – сказала она бодрым голосом.

Она и сама не могла сказать, кого имела в виду.

В одной из газет, которую Маркос принес в «Восход», была фотография огромного палаточного лагеря для беженцев. Для Ирини и Эмин подобное место казалось хуже ада: негде готовить пищу, ужасная скученность, беспощадная жара летом и невыносимая сырость зимой. А что, если у них не будет выбора?

Все направились к выходу. Последним вышел Василис. Он запер дверь и отдал ключ Ирини, и все молча, как послушные школьники, двинулись следом за Хусейном.