Онлайн книга «Оберег волхвов»
Анна была настроена на самые решительные действия, лишь бы не допустить в свой дом еще одного представителя Завидиной родни. Увидев в конце коридора быстро удалявшуюся Хворощу, Анна пошла вслед за ней и не ошиблась: холопка действительно спешила к своей госпоже. Постучав условным стуком в дверь, за которой Завида беседовала с дочерью и зятем, Хвороща немного постояла в ожидании. Потом дверь открылась, оттуда выглянула Завида и быстро дала холопке какое-то указание. Когда Хвороща удалилась, Анна вышла из своего укрытия и приблизилась к двери. Она услышала низкий, грудной голос мачехи. Отдельных слов разобрать было невозможно, хотя чувствовалось, что Завида пытается в чем-то убедить собеседников. Потом ее прервал громкий, недовольный голос Глеба: — Недаром говорят, что на истоптанной дорожке трава не растет! Полгода живем, а она все еще не в тягости! — Тут не моя вина! — пронзительно крикнула Берислава. — Это ты способен только наряжаться да красоваться! — Молчи, бесплодная смоковница! — прервал ее Глеб. — Не девицей я тебя взял! В следующий момент кто-то резко дернул дверь на себя, и Анна, не удержав равновесия, влетела вовнутрь, почти столкнувшись с Завидой. Трое собеседников удивленно воззрились на нежданную слушательницу. — Чего тебе здесь надо?! — возмутилась Берислава. — Следишь за нами? Подслушиваешь? Не обращая внимания на ее выкрики, Анна обратилась к Глебу: — Ты прав насчет истоптанной дорожки, князь. Да только ведь сам такую выбрал. Чистую душу не оценил, так живи теперь в грязи. А что до бесплодной смоковницы — тут ты ошибаешься. Она уже плодоносила от… — Молчи, полоумная! — крикнула Берислава, бросаясь на сводную сестру. Но Анна быстро отступила за спину Глеба и, прикрываясь князем как щитом, выпалила скороговоркой: — Тот убитый в твоем плаще был Якун, любовник Бериславы, нечестивый язычник. Поезжай в сельцо Выря под Юрьевом, там ты многое узнаешь. Только вмешательство Завиды и Глеба предотвратило драку, в которую готова была вступить разъяренная Берислава. — Что ты словно взбесилась? — подскочила Завида к Анне, пока Глеб удерживал жену. Вкрадчивость, обычно присущая мачехе, враз слетела с нее, будто шелуха. — Мы ведь договаривались не мешать друг другу! Или ты хочешь войны? Во взглядах, которыми обменивались мачеха и падчерица, теперь уже была откровенная, ничем не сдерживаемая вражда. — Чего ты добиваешься? — шипящим голосом повторила Завида. — Я добиваюсь, чтобы ты перестала вредить моему отцу и мне, — заявила Анна. — Но ты не унимаешься. Еще родственничка своего зовешь на подмогу. Так вот, Завида. Если твой злодей Биндюк сюда приедет, я всему Киеву расскажу, что вы с Бериславой — поганые язычницы! А отцу открою глаза на твою тайную связь с великим князем! Хватит терпеть такой позор! В этот миг рядом раздался тяжкий, горестный стон, и все разом оглянулись. На пороге стоял боярин Тимофей. Трясущейся рукой он пытался опереться об угол стены, ртом судорожно хватал воздух, а в глазах его застыло беспомощное выражение. Анна испуганно вскрикнула и подбежала к отцу. Ее собственных сил не хватило бы, чтоб удержать его от падения на пол, но тут ей на помощь пришел Глеб. Вдвоем они кое-как уложили боярина на скамью. Глеб, видимо вспомнив, что Тимофей приходится лучшим другом его дядюшке, почувствовал жалость к боярину и вместе с Анной пытался привести его в чувство. Завида набросилась на падчерицу с упреками: — Вот до чего ты отца довела, змея подколодная! Казнись теперь, кайся! Если он умрет, это будет на твоей совести! — Нет, на твоей! — вскинулась Анна. — Его сразила правда о тебе! Он не выдержал позора! — Какой позор, какая правда? — низким от гнева голосом воскликнула Завида. — Кто поверит твоим наговорам? Ты ведь всегда меня ненавидела! Меня и мою дочь! В это время боярин открыл глаза и заплетающимся языком пробормотал: — Елена… помоги мне… дай руку… Речь его постепенно стала затухать, лицо скривилось, а через минуту Анна с ужасом обнаружила, что отец не двигает правой рукой и ногой. Это поняла и Завида. С пронзительным криком: «Тимофея разбил паралич!» она кинулась бежать по коридору, сзывая слуг. Берислава помчалась вслед за ней. Оцепеневшая от горя Анна осталась рядом с отцом. Когда прошел первый приступ отчаяния, она подняла глаза на Глеба и тихо попросила: — Ступай в Андреевский монастырь, скажи обо всем матушке Фекле. У нее там сегодня был лекарь — ученик самого Агапита. Пусть пришлет его сюда. Глеб растерялся от ее просьбы, смущенно пробормотал: — Не могу я пойти в женский монастырь… — А, понимаю… — вздохнула Анна. — Стыдно тебе туда идти. Вдруг Надежду увидишь. — А чего мне стыдиться? Разве я виноват, что мир так устроен? Сын князя не может жениться на дочери гончара. — Не знаю… Но, говорят, великая княгиня Ольга была дочерью простого лодочника. — Никто не может меня осуждать!.. — воскликнул Глеб с каким-то жалким упрямством. — Не хочешь сам идти в монастырь, так пошли туда Офимью, — попросила Анна и, склонившись над отцом, стала растирать его бессильно повисшую руку. Вскоре набежали слуги и перенесли Тимофея в опочивальню. Через какое-то время пришел лекарь, а с ним и матушка Фекла. Осмотрев боярина, ученик Агапита только вздохнул и, переглянувшись с игуменьей, покачал головой. Анна вся похолодела, угадав этот молчаливый приговор. Теперь она оказалась прикована к боярскому дому болезнью отца. Девушка знала, что родитель ее обречен, видела, как постепенно затухает в нем жизнь, все реже пробиваясь наружу проблесками сознания. Боязнь потерять одновременно и отца, и Евпраксию порой приводила ее в отчаяние, но перед мачехой Анна старалась не выглядеть жалкой и растерянной. Завида привселюдно показывала свое горе, плакала и громко причитала. Но в те минуты, когда они с Анной оставались вдвоем возле постели Тимофея, мачеха вдруг становилась спокойной, даже кроткой, и вкрадчивым голосом старалась разговорить падчерицу. Казалось, она напрочь забыла о той открытой вражде, с которой совсем недавно набросилась на Анну. Девушка догадывалась, что какой-то корыстный интерес заставляет мачеху играть в дружелюбие, но, поглощенная уходом за отцом, Анна не имела ни времени, ни сил, чтобы задуматься о намерениях Завиды. Однажды поздним вечером мачеха вновь подсела близко к Анне. Тимофей прерывисто и тяжело дышал, иногда бормотал что-то невнятное и левой рукой судорожно теребил одеяло и свою одежду. Видя его состояние, девушка понимала, что в любой день и час может наступить агония. Наверное, понимала это и Завида, потому что вдруг сказала: — Неизвестно, когда его душа отойдет. Но ему было бы спокойней умереть, если б он знал, что его дочка пристроена. |