Книга Загадка Катилины, страница 64 – Стивен Сейлор

Носильщики принесли нас обратно в дом на Эсквилине, и Экон их отпустил. Ужинали мы за столом в саду. Присутствовали только члены семьи. Женщины были в столах, мужчины в тогах. Метон находился на почетном месте. Он никогда еще не лежал на обеденном ложе в таком одеянии, но неплохо справлялся с этим и не пролил на свою тогу ни капли вина.

Говорили в основном о семейных вопросах. Экон с Мененией хотели еще кое-что отремонтировать в доме, я им рассказывал про поместье. Обсудили сегодняшнее пророчество, которое все сочли значительным — все, кроме Вифании, находящей римскую религию слишком простой по сравнению с запутанными верованиями и обрядами египтян. Она, правда, и не думала смеяться над церемонией; она только спросила, были ли у орла человеческие черты. Менения скрыла улыбку за папирусным веером.

О Цицероне и Катилине не проронили ни слова; ни разу также не упомянули ни выборы, ни тело без головы, чему я был бесконечно рад.

Когда все уже спали, я вышел прогуляться в сад. Желтый навес убрали, и теперь сад освещал яркий свет. Я слушал тихое журчание воды, смотрел на ущербную луну и звезды, отражавшиеся в воде. Под лунным светом камни казались серебряными, а цветы в саду — покрытыми серым пеплом.

Сколько же ночей я провел здесь, отдыхая от городских тревог, от суматохи Форума, как и в поместье; в некоторых отношениях мне казалось, что здесь даже безопаснее. Я сел на скамейку возле фонтана и прислонился к колонне, спокойно всматриваясь в звездный купол неба.

Тут из-за портика послышался звук босых ног, такой знакомый, что я даже не оглянулся.

— Метон, — сказал я тихо.

— Папа.

Мой сын вошел в сад. Тогу он уже снял, и на нем было только нижнее белье. Когда он приблизился ко мне, я подвинулся, указывая ему, чтобы он сел рядом со мной, но Метон вместо этого подошел к соседней скамейке, сел и уставился на меня.

— Тебе не спится, Метон? Или слишком жарко?

— Нет, дело не в жаре.

Косой лунный свет искажал его лицо — оставляя в тени глаза, выделял часть носа и придавал губам необычную остроту, словно они были высечены из мрамора.

— Тогда ты просто возбужден из-за хлопотного дня.

Он долго молчал.

— Папа, я теперь мужчина, — сказал он наконец.

— Я понимаю, Метон.

— Я теперь не мальчик.

— Да, Метон, я знаю.

— Тогда почему ты обращаешься со мной как с ребенком?

— Потому что… что это значит?

— Ты многое скрываешь от меня. Шепчешься за моей спиной. А вот Экону ты все рассказываешь.

— Потому что Экон…

— Потому что Экон мужчина, а я мальчик?

— Нет, Метон, не поэтому.

— Потому что Экон родился свободным, а я нет?

— И не поэтому, — сказал я, устало тряся головой.

— Но я мужчина, папа. Так говорят закон и боги. Почему ты не веришь этому?

Я посмотрел на его чистые щеки цвета белых роз, которые брадобрей впервые в жизни обрил сегодня днем. Я посмотрел на его тонкие руки, узкую грудь. Но все-таки руки его не настолько слабы; за год жизни в сельской местности у него появились мускулы. И грудь у него не настолько уж узкая, он стал немного раздаваться в плечах. Ноги были все еще длинными, но не тощими, на них теперь выступали мускулистые икры.

Что же произошло? Я в удивлении смотрел на него, словно лунный свет его неожиданно преобразил.

— Ты относишься ко мне как к ребенку, папа. Ты знаешь, что это правда. Ты не хотел, чтобы я пошел в Сенат…

— Ты здесь ни при чем. Я сам не хотел идти туда…

— А как насчет безголового тела, которое мы нашли в конюшне? Ты обошелся со мной так же, как с Дианой.

— Вовсе нет. Ее я отослал, а тебе показал, как нужно обследовать труп — хотя, насколько я помню, ты не очень-то склонен был внимать этому уроку.

— Но ведь я смотрел! И я говорю не о том, чтобы позволять мне смотреть на трупы. Я говорю о том, когда ты начал размышлять над происшествием. Ты никогда не доверял мне свои мысли. Вместо этого ты послал за Эконом в Рим, чтобы поговорить с ним наедине.

— Я не посылал за Эконом.

— Но он говорит о другом.

— Ах, да, я понимаю, что вы с ним разговаривали за моей спиной.

— Мы доверяем друг другу, как брат брату. И я хочу, чтобы ты тоже доверял мне. Потому что я теперь взрослый человек. Потому что я тебе нужен — я помогу тебе охранять маму, и Диану, и тебя…

— Меня?

Образ найденного в Байях маленького мальчика, спасающего меня от наемных убийц, настолько поразил меня, что я потряс головой. Это я должен был всегда защищать и охранять его. Конечно, он теперь не маленький. Но я все-таки пока еще сильнее его, хотя в нем и больше жизненной силы.

— Да, телом ты изменился, но что касается остального…

— В остальном я все еще ребенок. Я знаю, что тебе так кажется, но где доказательства?

Эти слова отдались в моем сознании каким-то странным эхом. Где-то я их уже слышал?

— Но это неправда, папа. Ты не знаешь, о чем я размышляю. Я тоже беспокоюсь из-за того тела, и из-за того, что у нас гостил Катилина, и что в Риме происходят такие ужасные вещи. Я видел, как днем с тобой говорил Марк Целий. Я заметил, как у тебя изменилось лицо. О чем вы говорили? Что ему нужно? Почему ты ничего не говоришь, вдруг я смогу тебе помочь? А ведь Экону ты все расскажешь, не правда ли?

— Ах, Метон, как ты сможешь помочь мне, когда даже я сам не знаю, как мне поступить?

— Но ведь я мог бы что-нибудь придумать, я ведь другой человек.

Он поднял голову так, что луна осветила все его лицо, — и снова стал ребенком. Честным, невинным, готовым помочь. Я едва удержался от того, чтобы не погладить его по волосам. Как я могу обращаться с ним по-взрослому, если он еще не дорос?

— Пап, я прошу у тебя уважения. Какая бы опасность нам ни грозила, я тоже желаю знать о ней. Я хочу сыграть свою роль. Я жду, что меня тоже включат в общую игру, ведь я взрослый и вправе ожидать этого. Понимаешь?

— Да, Метон, понимаю.

— И в будущем ты будешь по-другому со мной обращаться?

— Постараюсь, — глубоко вздохнул я.

— Хорошо. Тогда для начала мы пойдем завтра смотреть выборы.

— Ах, Метон, — проворчал я.

— Но, папа, как же я смогу научиться взрослой жизни, если вовсе не буду с ней соприкасаться? Вот почему я считаю прошедший день очень важным в моей жизни. Был в Сенате, посмотрел на все своими глазами, услышал, как он говорит — мне уже никогда не забыть этого!

— Услышал, как говорит Цицерон?

— Нет, Катилина! Мне кажется, что это даже поважнее церемонии в Авгуракуле. Теперь нужно посмотреть, что произойдет завтра. — Он опустил глаза. — Я могу пойти и один…