Книга Рим. Роман о древнем городе, страница 141 – Стивен Сейлор

– Еще один симптом сумасшествия, – сказал Луций.

– Возможно. Но даже если Помпей тоже так думает, то этот «Великий» оказался не настолько велик, чтобы воспротивиться своему патрону, когда тот развел его с Антицией – примерной по всем понятиям женой – и женил на своей приемной дочери Эмилии, уже беременной от предыдущего мужа. Хваленый Помпей, словно лизоблюд какого-нибудь азиатского монарха, беспрекословно повиновался. И такой человек выведет Рим из упадка? Позволю себе в этом усомниться!

Гай покачал головой.

– Я никогда не подчинился бы столь позорному приказу, чтобы снискать благоволение другого человека, вне зависимости от последствий. Никогда!

– Ну, – промолвила Юлия, искавшая случая снизить возникшее напряжение, – давайте помолимся за то, чтобы никому из нас не пришлось встать перед таким ужасным выбором. Да будет твой брак с Корнелией счастливым и плодовитым.

На ее лице появилась слабая улыбка.

– Когда я думаю о счастливом браке, мне всегда вспоминаются наши с тобой родители, Гай. Казалось, они всегда были счастливы вместе. Если бы только боги не призвали отца к себе так неожиданно, так рано…

Юлия и Гай лишились отца три года назад. Старший Гай, здоровый, крепкий мужчина во цвете лет, отроду ничем не хворавший, в один ужасный день, обуваясь, вдруг накренился и упал мертвым. Его собственный отец тоже умер молодым, тоже нежданно и весьма схожим образом. Для сына и дочери эта смерть стала страшным потрясением, но последовавшие за ней годы сблизили их еще больше.

Гай, сочувственно взглянув на сестру, потянулся и коснулся ее плеча.

Неожиданно из прихожей донесся какой-то шум: все трое вскочили на ноги. Кто-то не просто стучал в дверь, а молотил, грозя ее выломать. Потом дерево затрещало, и дверь сорвалась с петель. Гай собрался было бежать, но смог сделать лишь несколько шагов: он был слишком слаб и не устоял бы на ногах, не подхвати его Юлия.

Группа вооруженных людей ввалилась в комнату, и Луций побледнел, увидев во главе их Корнелия Фагита.

Фагит ухмыльнулся, показав редкие, кривые зубы.

– Ага, а вот и тот, кого я разыскиваю, – молодой Цезарь.

Юлия обхватила Гая, как мать, защищающая дитя. Луций, подавляя дрожь в коленях, встал перед Фагитом, который был много выше его, и, высоко держа голову, промолвил:

– Ты ошибаешься. Это брат моей жены, Гай Юлий Цезарь. В проскрипционных списках его имени нет.

Фагит рассмеялся.

– «Его имени нет», – передразнил он. – Я это каждый день слышу.

– Но это правда! Я сам проверял списки сегодня в полдень. Да ты же видел меня, когда я возвращался с Форума. Разве не помнишь?

Фагит покосился на него.

– Ну… если его имя пока и не попало в списки, то вполне может быть внесено позже, – промолвил он, но в его голосе все же прозвучало сомнение.

Луций решил извлечь из этого сомнения все возможное.

– Фагит, задержать человека из списка – это одно, а схватить гражданина, не внесенного туда, – совсем другое. Рано или поздно диктатор Сулла, по его собственному слову, сложит с себя полномочия. Правда, при этом за ним сохранится пожизненный иммунитет от судебного преследования, но я сомневаюсь, чтобы он распространил такого рода неприкосновенность и на тебя. Или, может быть, распространил?

Фагит нахмурился:

– Нет.

– Из этого следует, что с тебя можно будет в полной мере спросить за… допущенные ошибки. А это ошибка, Фагит. Гай Юлий Цезарь не включен в списки. Он полноправный гражданин, а не враг государства. Ты не имеешь права причинять ему вред.

Фагит повернулся к одному из своих подручных. Тот достал лист пергамента, и они оба стали рассматривать его, перешептываясь и перемигиваясь. Потом Фагит вновь напустил на себя чванливый вид и, с ухмылкой глядя на Луция с высоты своего роста, промолвил:

– Ну и сколько ты готов заплатить мне, чтобы я… не совершил ошибки?

Луций закусил губу и после затянувшегося молчания шепотом назвал сумму.

Фагит рассмеялся:

– Не могу винить тебя в том, что ты говоришь шепотом. Должно быть, стыдно предлагать столь ничтожную сумму за то, чтобы с драгоценным братцем твоей жены ничего не случилось. Подними ее вчетверо, тогда я подумаю.

Луций сглотнул подступивший к горлу ком.

– Хорошо.

– Но это не все. Ты должен умолить меня взять деньги, и тогда я, так и быть, уйду.

– Что?

– Сказано же, умоляй меня. Должен же я как-то позабавиться? Встань на колени, гражданин, и покорнейше проси меня принять твои деньги.

Луций покосился на Юлию, которая отвела глаза. Гай, казалось, лишился последних сил и едва стоял на ногах. Луций преклонил колени.

– Я умоляю тебя, Корнелий Фагит, принять эти деньги и оставить нас с миром.

Фагит расхохотался и взъерошил Луцию волосы.

– Так-то оно лучше, малыш. Очень хорошо, тащи деньги. Но как честный человек я должен сказать, что сделку ты заключил никудышную. До следующих ид твой родственничек все равно умрет. Денежки твои я сейчас возьму, и голова юного Цезаря останется на месте. Но в другой раз обязательно заберу его голову, а денежки получу от Суллы. Согласись, совсем не плохо, когда тебе платят дважды за одну и ту же голову.

Луций принес деньги. Фагит забрал их и ушел вместе со своими людьми, не сказав больше ни слова. Гай бессильно сполз на обеденное ложе. Луций приложил ладонь к его лбу. Так и есть: юношу опять свалила лихорадка.

* * *

Позже, уже ночью, несмотря на тяжелое состояние Гая, Луций и Юлия приказали перенести его на носилках в другое убежище. Если Гая нашел Фагит, значит мог найти и кто-то еще. То, что его имя еще не попало в проскрипционные списки, отнюдь не гарантировало ему безопасности.

В последовавшие дни и ночи Гай, несмотря на терзавшую его лихорадку, беспрестанно менял прибежище. В то же самое время старшие Юлии вступили в отчаянные переговоры с приближенными Суллы, пытаясь отвести от Гая угрозу. Каждый день Луций встречался с Юлиями, надеясь услышать хорошие новости.

Проскрипции продолжались. В списки вносились все новые и новые имена. Луций начал бояться, как бы туда не попало и его имя. Дверь, выбитую громилами Фагита, заменили другой, более крепкой. Сам он не расставался с кинжалом, а для Юлии на крайний случай раздобыл у какого-то сомнительного типа на набережной быстродействующий яд. Смерть через отсечение головы хоть и ужасна, но быстра, говорил себе Луций. Но он приходил в ужас при мысли о том, что могут сделать после его гибели с беззащитной Юлией, и хотел, чтобы у нее имелась возможность быстрого и безболезненного избавления. В какие же времена выпало им жить, если любящий муж вынужден так заботиться о своей жене!

Однажды в дом заявился в сопровождении множества телохранителей очень красивый молодой человек с пышной гривой золотых волос. Луций узнал его: то был актер Хризогон, один из фаворитов Суллы. Еще с юности нынешний диктатор питал слабость к актерам, особенно светловолосым. Хризогон был одет в тунику из великолепной зеленой ткани, расшитую серебряной нитью и стоившую, должно быть, целого состояния. Луций невольно подумал о том, кому пришлось умереть, чтобы любимчик Суллы смог так вырядиться.