
Онлайн книга «Пророк»
Гришку Бондарева в мыслях мы уже похоронили. Но через неделю он объявился. Весь перевязанный, израненный, будто его собаками травили. Крыша у него поехала. Сидел он у дороги, естественно уже без винтовки, без гранат; по жетону десантники и определили, что это свой. К нам привезли. Пробовали мы от него толку добиться. Бесполезно. Плел, как спьяну. Все твердил: "Кавказская овчарка.., она меня отпустила. А вы все мертвые уже". Страшный был Гришка тогда, руки и ноги прострелены. Его в Ханкалу в госпиталь отвезли, потом – в Ростов, потом – в дурку. Тихий – вот сестре и отдали. Командировка кончилась. Медали… Ордена… Деньги… Вернулись героями. А потом началось… Все девочку вижу как наяву, она еще живая была. И пух прилипает к крови… Наши думают, что у меня крыша едет. Может, оно и так. Вот рассказал все вам, и легче стало. Мне кажется, что вы и так все знали. Я чего приехал? Слышал, как вы по радио говорили… Куницын взглянул на часы: – Я на час с блокпоста сорвался. Поеду. Там ребята остались. Они в Чечню просятся, а я – нет. – Погоди, – сказал Холмогоров. – Я все сказал. Нет мне прощения, – Куницын резко вышел. Холмогоров сидел, сжимая виски ладонями. Долго смотрел на пустое кресло, словно Куницын был перед ним. Наконец принял решение. Все произошедшее в Ельске стало прозрачным, как осенняя вода. Холмогоров подъехал к дому с зеленой крышей. В двух окнах проблескивал свет. Андрей Алексеевич решительно постучал и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. Та оказалась не заперта. Именно так он и представлял себе дом одинокого школьного учителя – все в прошлом. На круглом столе, рядом со стаканом недопитого чая лежал старомодный альбом и конверт из плотной бумаги. Ббльшая часть фотографий из альбома была вырвана – они и лежали в конверте. Холмогоров торопливо просмотрел их, задержавшись на одной. Старик в каракулевой папахе, две пожилые женщины, молодой сильный мужичина в белой рубахе без ворота, трое детей. Старшая девочка, лет десяти, в белом платочке, держала за руку мать – Аллу Ермакову, дочь школьного учителя из Ельска. Из-под стола выглядывала знакомая дорожная сумка, приготовленная к отъезду. На коврике возле комода стояли две белые фарфоровые тарелки. В глубокой была вода, в десертной – остатки еды. «Не понял, – прошептал Холмогоров, глядя на посуду, – котенок что ли? Живая душа?» Услышав его голос, из-под комода выскочил маленький рыжий щенок и беззлобно затявкал. Холмогоров присел, потрепал щенка по голове, заглядывая в черные глаза. Щенок лизнул его руку, словно приглашая поиграть. – Некогда мне, дружок. Поехали лучше со мной. Мужчина взял маленького пса на руки: – Ты согласен прогуляться? Понял, согласен. «Может, и успею», – подумал Холмогоров, выскакивая на крыльцо. * * * Прапорщик Павлов, осчастливленный двумя канистрами, укатил к жене. – Ты даже лицом просветлел, сержант, – сказал Уманец, разливая по стаканам чай, – везет тебе с бабами, в любое время дня и ночи рады угодить. – Я, мужики, не у Вальки был, – признался Куницын. – Новую завел? – удивился Маланин, отщелкивая рожок автомата. – Я, мужики, к Холмогорову ездил. Я ему все, как было, рассказал. В тесном бетонном кубе зависло тягостное молчание. – Точно, у тебя, сержант, крыша поехала. – Почему нам не сказал, что сдать всех решил? – Уже сказал. Маланин резко прищелкнул рожок к автомату: – Ну и дела пошли… Брезентовый полог качнулся. Женщина в черной косынке и толстом вязаном свитере с капюшоном, в джинсах и кроссовках поморщилась от яркого света. – Чего надо? – зло крикнул Уманец. Женщина молча разжала ладонь, на ней лежала выдернутая чека. – Все здесь, – глухо произнесла она, обведя взглядом тесное помещение. Осколочная граната дважды подпрыгнула на досках пола. Женщина метнулась в темноту. Громыхнул взрыв, следом прозвучал второй, более мощный – взорвались канистры с бензином. Огненная волна снесла кирпичную кладку, сорвала пылающий, посеченный осколками брезентовый полог. Женщина, не оглядываясь, пошатываясь как пьяная, брела по дороге. Черные «Жигули», выскочившие из-за поворота, чуть не сбили ее. Холмогоров схватил женщину за плечо, затолкнул в машину. Она не сопротивлялась. – Мне все равно, – проговорила она, – вместо сердца у меня уже давно пустота. – Что ты наделала, – не укоряя и не осуждая, произнес Холмогоров, – тебе здесь места уже нет. – Знаю, мое место там, рядом с детьми и мужем. Рыжий щенок забрался к женщине на колени. – А ты здесь откуда? Щенок уютно устроился, положил голову на лапы и уснул. – Может, вы возьмете его себе? – обратилась женщина к Холмогорову. – Он хороший. – Я подумаю, – не оборачиваясь, произнес Андрей. * * * Рапорт майора Грушина на имя министра внутренних дел был удовлетворен. Он уволился и уехал из города. Через год в Ельске уже был построен храм. Молодому священнику прислуживал Гриша Бондарев. Храм был возведен на том самом месте, где он, беседуя с Холмогоровым, выкладывал из битого кирпича крест. Гриша стал спокойным, о кавказской овчарке сам не вспоминал. Когда же его спрашивали, отвечал, улыбаясь: – Она уехала, она меня отпустила. Дом с зеленой крышей в глубине переулка сгорел на девятый день после взрыва блокпоста. В Ельске говорили, что это сделали спецназовцы, но их не искали и не осуждали. Следователь ФСБ Камнев уехал из Ельска, увозя с собой неопровержимые доказательства того, что спецназовцев убивала женщина-снайпер, мстя за своих детей. Ермакова-Будаева умерла на следующий день, после того как добралась до родных могил. Чеченские женщины похоронили ее на мусульманском кладбище, рядом с мужем и детьми. |