Книга Спираль, страница 36 – Андрей Лазарчук

— Не понимаю, — сказал Юра.

— «Кировские огурчики». Средство для поднятия… ну, скажем так: тонуса. Круче всякой там «виагры». Вот такая двухсотграммовая баночка стоит семьсот новыми.

— Нехило, — сказал Юра.

— Причём при анализе — просто огурчики. Ничем не отличаются от нежинских, разве что те вкуснее.

— Забавно. Не слышал. Наверное, ещё рано интересоваться, поэтому.

— Ну так что?

— Не знаю. А какие у них отношения с нами? В смысле, у партизан. Не у огурчиков.

— Сложные. Но у них со всеми — сложные. Они во всех видят врагов.

— Могут и пальнуть?

— Ну, если им что-то не понравится…

— А куда ехать?

— А вот здесь, — Светличный ткнул пальцем в карту, — это километров семь восточнее Кирова, застряла научная экспедиция. То есть мы предполагаем, что они там, потому что это была последняя точка, откуда они вышли на связь.

— Они могли пережить выброс?

— Да, там как раз есть оборудованное партизанское убежище. Эти ребята понарыли очень много нор в окрестностях городка. Для себя и друзей. Или сдают за деньги. В смысле, не за деньги…

— Я понимаю. А объехать эту республику по кривой никак?

— Там могут возникнуть куда большие сложности.

— Ясно. Ребята, как?

— Ну, раз надо… — неуверенно сказал Назаренко.

— Сам решай, командир, — и Настя откинулась на спинку стула, скрестив на груди руки.

Светличный с непонятным интересом на неё посмотрел. Покачал головой.

— Я опять чего-то не знаю? — спросил Юра.

— Муж у неё там. Скорее всего там. — Светличный поднялся, с хрустом потянулся. — Командир такие вещи должен знать, могла сказать и сама.

— Да, Игорь Иванович, — смиренно отозвалась Настя. — Могла.

— Но не сказала.

— Не хотела влиять на принятие решения командиром.

— Вас, барышни, не поймёшь, — сказал Юра. — Так вам не так и этак не этак. Внимания много, внимания мало… Сложная конструкция.

— Эр-тэ-эф-эм, — сказала Настя. — Рид зе факинг мануал.

— Это Стендаля, что ли? На книжки времени нет. Руки тренируем, ноги… Ладно, хорош трепаться. Игорь Иванович, давайте задание, постараемся всё сделать. Какую валюту принимают эти партизаны?

— Да всякую. Жидкую, патроны, лекарства… Придумаем что-нибудь. Ах да, чёрт… за всеми этими перебродами запамятовал… Юра, тебе тут звонили из Киева несколько раз, я сказал, что передам и что ты…

— Связи же нет.

— Это проводная.

— А где аппарат?

— В соседней комнате, там Валечка, скажешь, что я разрешил.

Негнущимися пальцами он набрал номер Эллы. Элла ответила сразу.

Алёнка пропала. Сказала, что поедет куда-то на один день — за подарком для него, для Юры. И не вернулась. И не отвечает. И никто из знакомых ничего сказать не может. И в полиции тоже ничего сказать не могут. Объявили в розыск. Но пока — никаких следов.

Когда отъехали от ворот на километр, Настя остановила машину.

— Дядя Петя, — сказала она, — ты там под сиденьем пошарь — должна быть такая сумочка брезентовая, как бы от противогаза.

— Есть такая, — сказал дядя Петя.

— Ты её открой и кружки достань. И бутылочку возьми из ящика.

— Да, — сказал дядя Петя. — Командир, слезай.

Юра сполз вниз. Он был как деревянный. Всё, что происходило, происходило не с ним.

— Держи ровно. — Дядя Петя сунул ему небольшую кружечку из нержавейки, другие раздал экипажу. Отвинтил колпачок «Трёх танкистов». Разлил. — Скажи слово, командир.

— Земля пухом, — сказал Юра. — Не знаю, во что ты верил, брат Буравчик, но пусть тебе там будет хорошо.

Выпили, закусили кусочками ржаного сухаря.

— А теперь, — сказала Настя, — дядя Петя за руль, я наверх, а ты, командир, — на заднее, и спать.

— Ну нет, — сказал Юра.

— Ну да. Тебе сейчас дыхание вернуть надо. А без этого от тебя одни траблы будут — и никакого толку. Допей пузырь и не возникай.

— Так заметно? — спросил Юра.

— Угу, — сказал Назаренко. — Даже я, толстокожий…

— …и ни фига не женственный, — закончила Настя. — Поехали.

Она забралась в турель. Теперь перед Юриным лицом в опасной близости от него маячили её ноги. В мешковатых штанах и тяжёлых берцах. Юра налил полную кружку водки и выпил как воду, не чувствуя ни вкуса, ни градуса. В бутылке ещё немного плескалось. Это он оставил на потом.

Машина тронулась, и Юра вдруг как бы опрокинулся назад, сквозь спинку сиденья. Там была темнота.

Спустя вечность он открыл глаза, но не проснулся. В лицо ему светил сальный луч плохого китайского фонаря.

— А это наш командир, — сказала Настя.

— И чаго он таки квелы? — поинтересовался незнакомый голос.

— День был тяжёлый. Замотало.

— Ясны перац… Так яка, кажаш, твого прозвишча?

— Малой. Константин Георгиевич.

— Гэто доцент ци што?

— Да, он.

— Адразу б сказала — мол, жинка Доцента. А то — малой, малой… Валяйте, едзьце. Сторожко там — ноч, уся паскуддзе вонки. А за патроны дзякую вам.

— И за спиртягу, — добавил кто-то густым басом.

Юра закрыл глаза и позволил себе утонуть.

Потом он в глубине своего беспамятства понял, что вся эта сцена происходила в темноте — а значит, бесконечный полярный день закончился.

Когда Юра пришёл в себя, машина стояла косо. Очень косо. Вдали бубнили голоса. Было не то чтобы светло, а примерно как в пасмурный день на рассвете. Или на закате.

Отлежал себе всё… Ворча, он стал распрямляться. Снаружи ни черта не было видно, только серо-голубые деревья впереди и пустое пространство сзади. Потом он понял, что всё окутано туманом. И что он в машине один.

Нельзя же ходить в тумане! Что они себе думают?..

Да. Но самому-то нужно выйти. Немедленно. Хотя в этих «Тиграх» писсуар был предусмотрен, но Юра не чувствовал себя в силах его найти и правильно им распорядиться. Всё казалось чудовищно и раздражающе сложным.

При этом — ни малейших симптомов похмелья. Да и выпил-то…

Он подобрался к левой двери, которая была выше. Под той, что ниже, мог оказаться обрыв или, того хуже, яма. Со «студнем» на дне. Он с трудом открыл тяжёлую дверь и, посмотрев под ноги, спустился на дорогу. Не отходя далеко, слил лишнюю воду. Её накопилось более чем достаточно. Пока лил, вспомнил, как в подпольном ночном шинке на базе делали коктейль «ведьмин студень»: восемьдесят граммов спирта, двадцать — шартрёза, или абсента, или грин-дринка, или простой аптечной полынной настойки, — и кубик сухого льда. Подождать, пока лёд испарится. Принимается одним глотком. Впечатления незабываемые…