Онлайн книга «Спираль»
|
Обнаружил он себя ночью, под мелким холодным дождём. Он ступал по хлюпающей ледяной каше. Испещрённые мелкими вертикальными штрихами синеватые конусы уличного света дугой забирали вправо, а странная чуть светящаяся полоса под ногами такой же дугой вела влево, и Юра откуда-то знал, что идти следует по ней. Скоро не видно стало ни зги; то, что под ногами, сделалось неровным и вязким. Куда это я? — вяло шевельнулось в мозгу. Ноги продолжали идти. Вскоре не столько глазами, сколько на слух Юра определил, что впереди какое-то препятствие; светящаяся полоса огибала его и пропадала. Он подошёл вплотную, протянул руку. Рука коснулась набитых крест-накрест (или это называется «в ромбик»?) шершавых реек. Стена, угол дома; он свернул за угол. Тут было чуть светлее — совершенно условно светлее, просто глазам, привыкшим к полной темноте, хватило бы сейчас и света звёзд. Касаясь одной рукой стены, а другой — отведя колючие и жёсткие ветви живой изгороди, Юра вышел на открытое и сравнительно светлое пространство. Это был берег, широкий прибрежный бульвар, заснеженный, заледеневший, безлюдный. Горел один фонарь — довольно далеко. Свет его алмазной иглой выцарапывал на твёрдой матовой темноте тончайшие рисунки плакучих ив, похожих на замёрзшие фонтаны, и ряд парковых скамеек, таких же ажурных, как ивы. На ближайшей к Юре скамейке сидела девушка в аляске с капюшоном и под зонтом. Светящаяся полоса уже была неразличима, но это не имело значения. Она привела туда, куда нужно. — Здравствуйте, — сказал Юра. — Вы — Элла? Женщина вздрогнула, как будто проснулась, и подняла лицо. — Да. А вы кто? — Я Юра, Шихметов. Мы с вами разговаривали… — Ах, да… Как вы меня нашли? — Не знаю. — Боже, до чего я замёрзла. Пойдёмте куда-нибудь. — Куда? — Туда, — махнула она рукой в сторону фонаря. — Там люди. Держите зонт. Юра взял зонт, она опёрлась на его руку, и они медленно побрели по снегу, применяясь друг к дружке. Элла ощутимо прихрамывала. Непонятно, то ли дождь и снег тому причиной, то ли вдруг стали экономить электричество, но переливающееся зарево над Отрывом, которое Юра хорошо помнил при первом визите сюда, сейчас казалось бледным и выцветшим; и только через полчаса ходьбы в его свете стало можно не просто различать, а ясно видеть то, что под ногами и вокруг. Мимо первого кафе они почему-то прошли, не задерживаясь. Но зашли в следующее. Здесь пахло сладко и приторно, как будто на кухне постоянно пригорает варенье, но зато было тепло, и лишь один столик из шести оказался занят. Пол поскрипывал. Элла решительно прошла в самый угол, сняла, не оборачиваясь, аляску, повесила на торчащие из стены золотые рога. Юра сложил зонтик, снял куртку, посторонился, пропуская Эллу… Что-то дёрнулось в нём. А потом они сели лицом к лицу. — Что ты так смотришь? — спросила Элла. — Я знаю, что уродка. Но чтобы так пялиться… — Нет, — сказал Юра, — с чего ты взяла? Просто я уже дважды видел тебя… — …во сне? — опередила его Элла. — Да. Да, но… это был не совсем сон… — Расскажешь? — Конечно. Да. Только давай сначала согреемся. Подплыла официантка. Пол под ней поскрипывал. — Кухня закрылась, — сказала она гнусаво. — Можем подогреть что-нибудь готовое. Кулёш по-казацки, паэлья с ракушками… — Кто-то не доел, — сказал Юра. — Нет, барышня, дайте нам какую-нибудь холодную закуску, но горячее питьё. Глинтвейн, грог — варят у вас такое? — Гли-энтвейн, — ещё более гнусаво, но с нотками томности согласилась официантка. — Что-то ещё? — И по пятьдесят, — сказала Элла. — Фирменного. — А потом на понижение пойдёте? — засомневалась официантка. — Да, — сказал Юра. — Мы исповедуем школу медведей. Играем только на понижение. — Стра-ашные вещи рассказываете, — сказала официантка и ушла, оглядываясь. — Ненавижу, — сказала Элла. Юра смотрел на неё, стараясь не рассматривать. Очень странное лицо, одновременно уродливое и привлекательное — только совсем нестандартно привлекательное. Маленькие, близко и глубоко сидящие глазки не поймёшь какого цвета, бровей-ресниц нет, тонкий хрящеватый кривой (ломала в детстве?) нос, втянутые щёки… втянутые губы, их почти и нет, губ… острый лисий подбородочек, тонкая шейка… и руки — тонкие пальцы, но с бамбуковыми перехватами суставов, красноватой обветренной кожей, обкусанными заусенцами и ногтями. И в то же время он помнил её же — всё по тому же сну — прекрасной и одухотворённой… когда она убила каких-то мужиков, посмевших встать на её пути. Принесли фирменное. Зеленоватые пузырчатые стаканчики с самогоном, к ним по корочке ржаного хлеба, натёртого чесночком, и по ломтю розового сала. — Это просто от холода, — сказала Элла и выпила свою горилку, как воду, а потом без всякого удовольствия заела его кусочком бутерброда. Юра кивнул, опрокинул в рот стопку, оценил букет, закусил. — Я сразу скажу. — Элла опёрлась локтями о стол и склонилась к Юре. — Алёнка жива. Я её чувствую. — Жива, конечно, — закивал Юра. — Я же сам её видел… — Нет. То, что ты видел, — это просто тело. Скоро оно начнёт портиться… Да. Это Юра знал. — Тогда что значит?.. — Где-то есть её душа. Отдельно от тела. Как в вуду, знаешь? Поэтому и говорят — зомби. У тех тоже забирают душу. — Но кто? — Правильнее спросить — где. Попав туда, поймёшь, кто. — Ну да, ну да… Юра откинулся на спинку стула, крутя в пальцах пустой стаканчик. Он смотрел как бы мимо, но хорошо видел Эллу. Сестра Алёнки, но до чего не похожа. Разные матери, один отец. Всё равно не похожа. Ни в чём. Тем не менее я её где-то видел раньше. У Алёнки было множество фотографий, и фоторамки на стенах крутили их бесконечные ряды — в основном природа, или города, или звери, но были и портреты, причём странные портреты. Да, наверное, там и тогда. — Ты готов её искать? — Да, — сказал Юра раньше, чем услышал и понял. — До конца? — Плохой вопрос, — сказал Юра. — Плохой. Так всё-таки? — Пока будет хоть малейшая возможность найти. Возможность помочь. Но… но я при этом буду стараться уцелеть. Элла взяла его руку в свою, посмотрела в глаза, а потом щекой прижалась к руке. — Тогда я с тобой, — сказала она. — Я боялась, что ты… В общем, очень легко пройти её путём, но не вернуться. Я боялась… мужчины — они дикие. В смысле, неразумные. В смысле… — Я знаю, что ты хочешь сказать, — вздохнул Юра. — Нет, я не из этих. Я привык выживать. |