Книга Тайна за семью печатями, страница 8 – Джеффри Арчер

Гарри принялся листать страницы программы его визита. Выходило, что каждый день начинался в новом городе, где он должен появиться на утреннем радиошоу, за чем последуют бесконечные интервью для радио и газет, после чего ему придется сломя голову мчаться в аэропорт.

– Вы так со всеми своими авторами обращаетесь?

– Конечно нет. – Натали вновь коснулась его колена. – В связи с чем у меня появилась самая большая проблема, имеющая прямое отношение к вам.

– У вас проблемы со мной?

– О да. Большинство репортеров захотят спросить вас о времени в тюрьме и о том, как англичанин смог получить Серебряную звезду, но вы должны всякий раз возвращать разговор к книге.

– В Англии это сочли бы довольно… вульгарным.

– В Америке вульгарное приведет вас в список бестселлеров.

– Но разве репортерам не интересно поговорить о книге?

– Гарри, вы должны понять и принять, что ни один из них не читал ее. У них на столах каждый день с десяток новых романов, и, можно сказать, повезет, если они прочтут хотя бы название. Если они запомнят ваше имя – считайте это бонусом. Они согласились пригласить вас в свои шоу только потому, что вы бывший заключенный, которого наградили Серебряной звездой, так что давайте используем это в наших интересах и бешено разрекламируем книгу!

Пока она трещала, лимузин подрулил к отелю «Пирр». Гарри очень захотелось домой, в Англию.

Водитель выскочил и открыл багажник, а швейцар гостиницы подошел к машине. Натали сразу же повела Гарри к стойке регистрации; от него требовалось лишь показать свой паспорт и подписать бланк.

– Добро пожаловать в «Пирр», мистер Клифтон, – портье протянул ему большой ключ.

– Буду ждать вас здесь, в вестибюле, – Натали бросила взгляд на свои часы, – через час. Затем лимузин отвезет вас в клуб «Гарвард» на ленч с мистером Гинзбургом.

– Благодарю вас.

Гарри проследил, как она прошла обратно через вестибюль отеля, через вращающиеся двери и скрылась на улице. И конечно, заметил, что не он один проводил ее взглядом.

Носильщик поднялся с ним на девятый этаж, завел в номер и объяснил, как что работает. Гарри еще не приходилось останавливаться в номере отеля, где были бы ванна и душ одновременно. Он решил делать записи, чтобы по возвращении в Бристоль все рассказать матери. Он поблагодарил носильщика и дал ему на чай, расставшись со своим единственным долларом.

А потом, даже не распаковав чемодан, снял трубку телефона у кровати и заказал звонок в Англию.

– Я перезвоню вам минут через пятнадцать, сэр, – ответила оператор международной линии.

Какое-то время Гарри нежился под душем, затем вытерся самым огромным полотенцем в своей жизни и едва принялся за чемодан, как зазвонил телефон.

– Вам международный вызов, – объявила оператор.

Затем он услышал голос Эммы:

– Это ты, милый? Слышишь меня?

– Конечно слышу, дорогая, – ответил Гарри, улыбаясь.

– Ты уже разговариваешь как американец. Представляю, каким ты станешь через три недели.

– Да я хоть сейчас в Бристоль, особенно если книга не попадет в список бестселлеров.

– И если не попадет?..

– Значит, вернусь домой раньше.

– Рада слышать. А откуда ты сейчас звонишь?

– Из «Пирра», мне сняли шикарные апартаменты, я таких в жизни не видел. Кровать на четверых. В номере кондиционер, а в ванной радио. Представляешь, я до сих пор еще не разобрался, как тут все включается. Или выключается.

– Надо было взять с собой Себа. Он бы разобрался и тебя научил.

– Или разобрал бы все на части, а меня бы заставил собирать. Кстати, как он?

– Отлично. Между прочим, без няни стал немного спокойнее.

– Хорошо, тебе полегче будет. А как продвигаются твои поиски мисс Джей Смит?

– Не быстро. Но завтра днем меня попросили приехать на собеседование с доктором Барнардо.

– Звучит многообещающе.

– А утром встречаюсь с Митчеллом, поэтому буду знать, что говорить и, наверное, более важно, чего не говорить.

– Эмма, ты все сделаешь как надо. Просто помни, что они отвечают за размещение детей в хороших семьях. Единственное, что меня беспокоит, – это как среагирует Себ, когда узнает, что мы задумали.

– А он уже знает. Вчера вечером перед сном я заговорила с ним об этом, и, к моему удивлению, идея ему, кажется, пришлась по душе. Но как только вовлекаешь Себа, возникает отдельная проблема.

– Что на этот раз?

– А он всерьез собрался участвовать в обсуждении, кого мы возьмем. Хорошо, правда, то, что хочет он сестренку.

– Могут возникнуть сложности, если Себу придется по душе не мисс Джей Смит, а какая-нибудь другая.

– Если это случится, я даже не знаю, что будем делать.

– Нам придется просто постараться внушить ему, что он выбрал Джессику.

– Как, по-твоему, это сделать?

– Я подумаю.

– Всего лишь помни, что не стоит его недооценивать. В противном случае легко можем получить результат, обратный желаемому.

– Давай поговорим об этом, когда я вернусь. Должен бежать, родная, у меня встреча с Гарольдом Гинзбургом.

– Передавай ему привет от меня и помни: это еще один человек, которого нельзя недооценивать. И раз уж вы встречаетесь, не забудь спросить его, что случилось с…

– Я не забыл.

– Удачи, родной, – сказал Эмма. – И пожалуйста, попади в этот список бестселлеров!

– Ты еще настырней, чем Натали.

– Что еще за Натали?

– Очаровательная блондинка, которая все время трогает меня руками.

– Ты такой врун, Гарри Клифтон.

В тот вечер Эмма прибыла в университетский зал в числе первых, желающих послушать лекцию профессора Сайруса Фельдмана на тему: «Потеряли ли британцы мир, выиграв войну?»

Она тихонько проскользнула на место в конце ряда кресел, примерно в середине зала. Задолго до назначенного часа помещение было так забито народом, что припоздавшим пришлось садиться на ступени, а кое-кто даже устроился на подоконниках.

В сопровождении ректора университета дважды лауреат Пулицеровской премии переступил порог, и аудитория взорвалась аплодисментами. Но вот все опустились на места, сэр Филип Моррис представил своего гостя, поведав вкратце о выдающейся карьере Фельдмана – от учебы в Принстоне до назначения самым молодым профессором в Стэнфорде и до второй Пулицеровской премии, которую ему вручили в прошлом году. За этим выступлением последовал такой же продолжительный заряд аплодисментов. Профессор Фельдман поднялся со своего места и прошел на подиум.