Книга Последний бой майора Петтигрю, страница 76 – Хелен Саймонсон

— Не стреляйте, — сказал он, приподняв руки.

— Извините. Входите, — пригласила она, положила скотч на пристенный столик и впустила его в тепло дома. — Роджер не сказал, что вы зайдете.

Она обняла его, что было неожиданно, но отнюдь не неприятно.

— Он не знал, — ответил майор и повесил пальто на крючок, вырезанный из кости какого-то животного. — Я просто ходил по магазинам и подумал, что надо бы занести вам подарки и пожелать вам хорошего сочельника.

— Его нет, — сказала она. — Но мы с вами можем выпить.

— Я бы не отказался от хереса, — ответил он и вошел в скудно обставленную гостиную, где замер, глядя на гигантский черный ершик, который, видимо, символизировал рождественскую елку.

Ершик достигал потолка и был украшен исключительно серебряными шарами разных размеров. Кончики его многочисленных ветвей светились синим светом.

— Бог ты мой, это что, Рождество в Аиде? — спросил он.

— Это выбрал Роджер. Считается, что это очень шикарно, — пояснила Сэнди, пытаясь справиться с пультом от электрокамина. В белых камешках вспыхнули языки пламени. — Я хотела, чтобы тут все было более традиционно, но эта штука обошлась нам в целое состояние, а к следующему году она уже выйдет из моды, поэтому я сунула ее в машину и привезла сюда.

— Обычно я только приветствую экономию, — с сомнением сказал майор, глядя, как Сэнди наливает ему херес.

Она положила в стакан столько льда, что необходимо было либо пить залпом, либо смириться с изрядным количеством воды.

— Согласна, это какой-то кошмар.

— Может, весной вам удастся сдавать его напрокат для прочистки труб?

— Простите, что мы не пригласили вас раньше. Она указала ему на белую кожаную тахту с низкой спинкой и без подлокотников, напоминавшую банкетку в дамском обувном магазине.

— Роджер хотел все обставить прежде, чем приглашать гостей, а потом мы погрязли в череде банковских приемов и тому подобных мероприятий.

Она говорила тихо и монотонно, и майор забеспокоился, хорошо ли она себя чувствует и в силе ли их планы на рождественский ужин. Она налила себе бокал красного вина и свернулась калачиком на металлическом шезлонге, покрытом чем-то, напоминающим лошадиную шкуру. Она повела рукой вокруг, и майор попытался охватить единым взглядом стриженый белый мех ковра, стеклянный журнальный столик и цветные пластины торшера, сверкавшие, словно временный светофор.

— Чем меньше вещей, тем меньше приходится смахивать пыль, — заметил он. — Пол выглядит очень чистым.

— Мы сняли семь слоев линолеума и столько лака, что я боялась, что мы вот-вот докопаемся до земли, — сказала она, глядя на бледно-медовые доски пола. — Подрядчик говорит, что теперь они нам долго прослужат.

— Сколько усилий ради съемного дома.

Майор хотел сказать ей что-нибудь приятное и разозлился на себя, услышав, что снова заговорил все тем же осуждающим тоном.

— Я хотел сказать, надеюсь, вам удастся его купить.

— Поначалу мы так и планировали, — сказала она. — Теперь, наверное, Роджер попробует купить его и тут же перепродать.

— Что-что?

К его удивлению, она расплакалась. Слезы тихо бежали по ее щекам. Прикрыв лицо рукой, она отвернулась к огню. Она сидела неподвижно, только покачивалось вино в бокале, который она продолжала держать в другой руке. Ее сгорбленные плечи, острые ключицы наполовину в тени — все выражало отчаяние. Майор проглотил свой херес и, прежде чем заговорить, осторожно поставил бокал на столик.

— Что-то случилось, — сказал он. — Где Роджер?

— На вечеринке у лорда Дагенхэма, — ответила она коротко и горько. — Я сказала ему, чтобы шел, если хочет. Он и ушел.

Ерзая на неудобной тахте, майор размышлял над услышанным. Никогда не стоит вмешиваться в домашние ссоры: сначала вас перетягивают на одну из сторон, а потом пара мирится и обращается против того, кто осмелился высказывать критические замечания. Однако он опасался, что его сын что-то натворил, раз уж такая хладнокровная женщина стала вдруг такой хрупкой.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он, протянув ей чистый носовой платок. — Вам принести воды?

— Спасибо, — она взяла платок и принялась медленно вытирать лицо. — Дайте мне минутку. Простите, что веду себя так глупо.

Когда он вернулся из кухни, оформленной в сельско-космическом духе — деревянные шкафы словно парили в воздухе, — она уже взяла себя в руки, хотя и выглядела напряженной. Она пила воду так жадно, словно уже давно хотела пить.

— Теперь легче? — спросил он.

— Да, спасибо. Простите, что поставила вас в такое положение. Обещаю, не буду рассказывать о проблемах вашего сына.

— Что бы он ни сделал, я уверен, он извинится, — сказал майор. — Сейчас же сочельник.

— Это теперь неважно. Когда он вернется, я уже уеду, — сказала она. — Я как раз упаковывала свои вещи, чтобы он мне их потом выслал.

— Вы уезжаете? — спросил он.

— Сейчас я еду в Лондон, а завтра улетаю домой, в Штаты.

— Но как же так, сейчас же Рождество.

Она улыбнулась, и он увидел, что у нее потекла подводка. Видимо, на его платке остались следы.

— Странно, не правда ли, как люди тянут время до окончания праздников, — сказала она. — За праздничным столом будет пустое место, дети расстроятся. Не бросай его под Новый год, а то не с кем будет поцеловаться в полночь.

— Одному на Рождество тяжело, — сказал майор. — Может быть, получится все уладить?

— Не так уж и тяжело, — ответила она, и по ее лицу он понял, что это будет не первое одинокое Рождество. — Всегда есть великолепные вечеринки, куда можно пойти, чтобы повращаться среди великолепных людей.

— Я думал, что вы были… привязаны друг к другу, — сказал он, избегая напрямую упоминать любовь и брак.

— Это так.

Она окинула взглядом — не стильную обстановку, но тяжелые балки, гладкий пол и старые ставни на кухне.

— Я просто забыла, зачем это все затевалось, и немножко увлеклась этим местом. — Она отвернулась, и ее голос задрожал. — Вы себе не представляете, майор, как тяжело бывает иногда не отставать от мира, не отставать от самих себя. Я просто позволила себе представить, что могу ненадолго выйти из игры.

Она снова вытерла глаза, встала и одернула свитер.

— Дом в деревне — это опасная мечта, майор. Теперь, если вы не возражаете, я бы хотела дособирать вещи.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил майор. — Может быть, привезти его сюда? Мой сын во многих отношениях идиот, но я знаю, что вы ему нужны, и если вы забудете о нем, нам придется забыть о вас, и все мы трое только проиграем.

Он чувствовал, словно его оставляют на пристани, в то время как все вокруг отправляются в путешествия. Это было не чувство потери, а обида на несправедливость того, что ему вечно приходится оставаться.