Книга Пропавший, страница 86 – Микаэль Крефельд

– Waterboarding? – спросил Томас.

– Да. Нечто в этом роде. Из пленок, которые обнаружили в помещении, выяснилось, что Хауссер проводил допросы Могенса и других жертв. Большая часть записей сильно повреждена сыростью, и их невозможно было прослушать, но на одной сохранилось признание Могенса, в котором он объясняет, где спрятаны деньги. Он говорит, что спрятал их в крепости в третьей комнате.

– И вы уверены, что Хауссер их там нашел?

– Мы обыскали весь Тойфельсберг, включая ту часть подземелья, в которую имел доступ Хауссер, но нигде ничего не нашли. Поэтому мы предполагаем, что он бежал, захватив добычу, и сейчас где-то скрывается. Возможно, за границей.

– А что Рената? На пленке был ее голос?

Курц кивнул.

– Так ее тоже разыскивают?

– Мы с большой долей уверенности полагаем, что Рената погибла в лесу вместе с родителями двадцать пять лет тому назад. Сейчас мы разыскиваем пограничников, которые тогда предстали перед судом, чтобы заново их опросить и выяснить, что же случилось на самом деле.

Томас покачал головой:

– Что-то я не совсем понимаю. Если Рената погибла, откуда же записи ее голоса и целый гардероб женской одежды, который мы обнаружили в доме Хауссера?

Курц развел руками:

– Мы нашли в подвале у Хауссера несколько пленок с голосом Ренаты. Все записи сделаны в ходе слежки за семьей Шуман, проводившейся в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Очевидно, нарезал из пленки нужные куски, чтобы использовать их при допросе Могенса.

– Это же чистое безумие! – сказала Луиза. – На кой черт ему это понадобилось?

– Об этом остается только гадать. Очевидно, Хауссеру было очень важно поддерживать иллюзию, что Рената жива. И не только для того, чтобы вводить этим в заблуждение свои жертвы. В доме мы нашли много видеозаписей с Ренатой, папок с ее фотографиями. В одном из ящичков прикроватной тумбочки оказалось даже гимнастическое трико и пионерская форма. То и другое, вероятно, принадлежало Ренате.

– Так, значит, это Хауссер писал письма моему брату?

– По всей вероятности, да.

– Кажется, он просто одержим ее памятью, – вставил Томас.

Курц кивнул.

– Когда можно будет забрать тело брата, чтобы его увезти? – спросила Луиза.

– Сразу после вскрытия. Это займет не более двух-трех дней. Когда вы собираетесь уезжать?

– Я хочу сама отвезти на родину тело брата.

– Я тоже останусь, – поддержал ее Томас.

– Хорошо. Я скажу, чтобы с этим поторопились, – сказал Курц. Подняв с пола стоявший возле стола пакет, он выложил его на стол. – Криминалисты занимаются одеждой и чемоданом Могенса. Когда они с этим закончат, вам, конечно, все отдадут, но здесь у меня кое-что из его личных вещей, их вы можете забрать прямо сейчас.

Он протянул пакет Луизе.

Мельком заглянув в пакет, она поблагодарила Курца.

Курц проводил их до двери и попрощался, еще раз выразив Луизе сожаление, что не удалось спасти ее брата. Руку Томаса он при прощании с улыбкой задержал в своей:

– Должен сказать, что вы лучший детектив из всех, кого я встречал.

– Спасибо. Но только замечу, что я уже не состою на службе, а заслуга Луизы ничуть не меньше, – ответил Томас.

– Жаль, что ваши таланты пропадают втуне. Уверен, что вы очень нужны датской полиции.

– Вопрос, скорее, в том, нужно ли мне самому служить в рядах датской полиции. Надеюсь, что скоро у вас найдется время сводить сына на футбол, – сказал Томас, кивая на платок с цветами клуба «Герты», накинутый на конторскую лампу на письменном столе.

– Gott sei dank [54] , мальчику даже повезло, что он не пошел. С командой сейчас творится что-то не то. – Курц дружески похлопал Томаса по плечу.

Полицейские подвезли Луизу и Томаса до площади Жандарменмаркт, там они устроились посидеть на террасе кафе «Луттер и Вегнер», где, как обычно по утрам, собиралась публика, состоящая из туристов, предпринимателей и журналистов. Когда им принесли напитки, Луиза, пригубив белого вина и оглядев сквозь солнцезащитные очки накрытые белыми скатертями столики, сказала, что их вид напоминает ей саваны.

– Если ты предпочитаешь побыть одна в номере, только скажи, и мы сразу уйдем! – сказал Томас.

Луиза отрицательно покачала головой:

– Нет, после вчерашнего мне тут гораздо спокойнее.

Он кивнул:

– Наверное, надо было предоставить Тойфельсберг Курцу с оперативным отрядом.

– Может быть. Но с другой стороны, мне важно было увидеть место, где был в плену Могенс и где его убили.

Луиза достала пакет с вещами Могенса, который ей дал Курц, и разложила его содержимое на столике. Кроме потертого бумажника, там оказалась связка ключей, маленький фирменный календарик «Майланд», карта Берлина и несколько монет в один евро. Полистав календарь, она заметила, что в нем отмечен день ее рождения, а так на страницах не было видно особых помет.

– Можно взять? – спросил Томас, указав рукой на карту.

Луиза кивнула, он взял карту и развернул. Он быстро просмотрел ее в поисках помет, но, не найдя ничего, снова сложил и бросил на стол.

Луиза открыла бумажник Могенса. Там была его карточка медицинского страхования. В отделе для документов лежало несколько квитанций с Главного вокзала и чек булочной во Фридрихсхайне. Кроме того, билет на метро и билет теплоходной экскурсии по Копенгагену.

– Мы с ним были на этой экскурсии давно, еще детьми, – сказала Луиза, показывая Томасу билеты. – У Могенса всегда начиналась морская болезнь, но все равно он любил кататься на экскурсионном теплоходе.

Она сложила все обратно в бумажник и тут заметила в последнем кармашке маленькую фотографию:

– Этот снимок сделан в автомате. Я тогда как раз окончила школу. Подумать только, он ее все эти годы хранил!

– Наверное, Луиза, он очень тебя любил.

Она кивнула, с трудом удерживая подступающие слезы:

– А ведь все, черт побери, могло сложиться иначе, если бы только… – Она покачала головой и вытерла хлынувшие слезы. – Если бы только я больше уделяла ему внимания, почаще бы звонила…

– Ты ни в чем не виновата, Луиза, перестань себя упрекать.

Она покачала головой:

– Могенс заслуживал лучшего – лучшей сестры, например.

– Мне кажется, ты – это самое лучшее, что было в его жизни.

– Если так, то это еще печальнее.

Томас потянулся через стол и взял ее руку: