Онлайн книга «Дух Времени»
Он кончил. Толпа стояла неподвижно. Никто не заметил, как оратор спешно пробрался к выходу Его догнал брюнет в пальто. У ворот они, не торгуясь, взяли извозчика, и, прежде чем слушатели пришли в себя, они были уже далеко. На гроб с зловещим стуком упала первая горсть земли… ещё, ещё… Закрыв дергавшийся рот платком, вдова писателя глядела в зиявшую могилу, и слезы бежали по её щекам. Плакала на этот раз и мать покойного, крошечная старушка, с простым лицом крестьянки; и мальчик с тоненькой шейкой; и обе девочки в красных вязаных шапочках и в рваных калошах. И пока земля стучала по крышке гроба сперва громко, потом все глуше и глуше, все стояли недвижно, потрясенные до глубины души, а женщины рыдали все сильнее. А дождик сеял упорно и печально, и, казалось, ему конца не будет. И никогда не проглянет то солнце, которого, по словам Тобольцева, так страстно, так давно все ждали… Наконец толпа качнулась, зашевелилась, стала распадаться. Многие отошли, раскрыли зонтики, двинулись к выходу. – Вера Ивановна, – ласково трогая вдову за локоть, зашептал редактор «Вестника», – милости просим к нам!.. Не откажите почтить память покойного… Вся редакция будет в сборе… Она вслушалась, вытерла слезы, кивнула головой и машинально потрогала шапочки дочерей. Девочки уцепились за юбку матери и со страхом озирались. – Митя… Картуз надень! – отрывисто, низким голосом сказала вдова сыну. – Полно плакать! Полно… Высморкайся!.. Где твой платок? – Крупным шагом она подошла к Тобольцеву, окруженному молодежью, и протянула ему руку. – Благодарю вас… Вы… артист? – Н-нет… – Ваша фамилия? – Тобольцев. – Благодарю вас!.. Вы меня очень тронули… Напишите мне эти стихи… Я их сохраню… На них все глядели. Она покраснела, насупилась, ещё раз крепко тряхнула руку Тобольцева и оглянулась, ища детей. – Ног не промочила? Осторожней!.. Гляди под ноги… Варя, платок поправь! С бабушкой садитесь… Где бабушка? Митя! Не зевай! Тебя задавят… Мама, садитесь на линейку [5] … Ее грубоватый голос звучал повелительно, почти спокойно. – Бедность какая! – говорили в разбившихся группах. – На ребятах калоши рваные видели? – А она – молодец! Говорят, ей место фельдшерицы дадут. Она с Рождественских курсов. В других группах молодежи слышалось: – Какие речи, господа! – Нет!.. Я нахожу, что каждое это слово – правда! – Голословные обвинения! Никчемная выходка! – Вот они, какие читатели теперь объявились! – Сейчас обеденный час в типографиях… Их здесь много, господа… Тобольцев говорил красивой, стройной даме в черном: – Замечаешь, Лиза? Ни малейшего угнетения. Наоборот… Какое-то повышенное настроение у всех. Как ясно, что смерть бессильна перед жизнью!.. Она не уничтожает лучшего, что есть в человеке, – его индивидуальности… высказанного, написанного, созданного им… Вот как я, Лизонька, понимаю бессмертие человеческого духа!.. И знаешь? Вот именно здесь, под серым небом, на унылом кладбище я так ярко, так сильно чувствую красоту жизни, всю её власть и значение… Я ужасно счастлив, Лиза, в эту минуту! Она задумчиво и удивленно покачала головой. – Как вы нашли эту речь? – спросил Тобольцева передовик «Вестника». – Не правда ли, как это бестактно? Бросать у раскрытой могилы такие вызовы?.. По какому праву? – Нет, это интересно!.. Мне он понравился. – У-ди-вля-юсь!.. – Кто он? Вы знакомы? – спрашивал репортер уличной газеты. – Отчего он вас знает? Тобольцев пожал плечами. – Я, к крайнему сожалению, вижу его в первый раз, как и вы… – Узнаю этих господ, – брезгливо говорил редактор «Вестника». – Они всюду вносят смуту… Тобольцев усадил свою даму в пролетку и вернулся на кладбище. У самых ворот его остановил студент Иванцов. – Вы – Тобольцев? – Я… Чем могу служить? В двух словах не скажешь… Позвольте… Но его перебили. Зейдеман протягивал Тобольцеву пакет. – Вы, кажется, собирали на семью покойного? Вот примите и нашу лепту… От техников… Пятьдесят рублей двадцать пять копеек. – Благодарю вас… – Много собрали, Тобольцев? – спрашивала миленькая курсистка в щегольской шапочке с белым пером. – Пятьсот сорок… да вот сейчас пятьдесят рублей… Глаза Тобольцева как будто ласкали девушку. Она радостно покраснела. Она не знала, что Тобольцев так смотрит на каждую молодую женщину. – Напишите мне эти стихи, Тобольцев, – просила другая барышня, подходя. По её костюму и манерам сразу можно было угадать, что она с драматических курсов. – Если только не забуду, – говорил он, показывая белые зубы и также лаская её лицо вспыхнувшими как будто глазами. – Какой вздор! – нервно засмеялась барышня. – Вы хотите сказать, что это был экспромт? – Именно… – Все врет! – подхватила другая консерваторка, с восторгом глядя в его лицо. – Pardon!.. Сию минуту, – сказал студенту Тобольцев. С озабоченным выражением поспешил он к редактору. Иванцов с недоумением глядел ему вслед. – Что он? Актер? – спросила техника курсистка, с хищным еврейским профилем и темными гордыми глазами. – Нет… Почему вы так думаете, Софья Львовна? – Бр-ритый… И потом… популяр-рен очень… – Она сделала брезгливую мину. её р так и раскатилось. Техник радостно засмеялся. – Да… Его любят… Это очень талантливый человек… Пока любитель… И в ***ском банке служит. Но наверно на сцене будет… Он сибиряк, из раскольничьей богатой семьи… Его в Сибирском комитете очень ценят, – пояснил он, обращаясь уже к Иванцову. – Он был вольнослушателем при университете? – Был, кажется… Вообще, интересный человек… Он недавно из-за границы вернулся… Что-то четыре года там провел… Иванцов с любопытством следил за редактором «Вестника», который, принимая от Тобольцева пакет с деньгами, сконфуженно и почтительно благодарил. Тобольцев отошел уже, когда редактор крикнул вслед: – Как напечатать прикажете? От вашего имени? – Помилуй Бог! – засмеялся тот. делая широкий жест. – Разве это мои деньги? – Чем могу служить? – вежливо обернулся он в третий раз к подходившему опять Иванцову. Они двинулись с кладбища. Линейки, полные народа, уже отъезжали. – Не хотите ли со мною?.. Я еду на службу. Подвезу вас… |