Онлайн книга «Книга 2. Можай»
|
Вернувшись к «столу», Дарий дождался окончания музыкального номера и взялся за дело. Он забрал у Обера транслятор и обратился к Орху Кууну, уже зная, как правильно величать главу племени: — Великий вождь, нам очень хотелось бы посетить храм Небесной Охотницы и посмотреть на нее. Мы никогда ее не видели, она к нам не спускалась. Очень надеемся, что получим разрешение. «А если не получим, то войдем туда и без разрешения, и ты нас не сможешь остановить», — мысленно добавил Силва. Большой Топор уже не сидел, а полулежал на подушке из шкур, набитой, судя по шороху, сухими листьями или сеном. Подушку принесла откуда-то одна из жен. Обеими руками вождь поглаживал округлившийся живот, отдувался и время от времени разражался громкой отрыжкой. — Если Иуух Руух… будет согласна… вы сможете это сделать, — в три приема, с передышкой, сказал он. С усилием приподнявшись, Орх Куун уставил палец на самого старшего по возрасту жреца, который, как и его коллеги, прислушивался к этому разговору. Повел пальцем в сторону того края долины, где находилась Башня Небесной Охотницы и вздернул голову. Жрец переглянулся с тремя другими, молча встал и направился туда. — Мне почему-то кажется, что ответ будет отрицательный, — тихо сказал Шерлок Дарию. — Тогда попросим повторить, — Силва намеренно не снимал транслятор, чтобы вождь понял его слова. — Небесная Охотница просто не сможет не откликнуться на нашу просьбу. Мы ведь не раз пролетали мимо ее небесного дома, и она нас знает. Да, мы ее не видели, но она нас знает. И знает, что мы очень хорошие. — Я не возражаю против того… чтобы вы побывали в башне, — сказал Большой Топор. — Но жрецы уверили меня… что нужно согласие богини. Сейчас они вновь проведут в башне ритуал… получат ответ, и Боол Коол придет и сообщит его. — Так значит, не все жрецы находятся тут? — спросил Тумберг. Он был без обруча, и вождь, разумеется, его не понял. Но Хорригор, сидящий рядом с племянницей и ее отцом, перевел вопрос Орху Кууну. — Не все, — ответил Большой Топор. — Их там еще столько же, — он показал четыре пальца. — Кто-нибудь всегда находится в башне… или около нее, в доме жрецов. Мы не можем оставлять Небесную Охотницу одну. Он громко икнул, потом издал другой, громкий и долгий звук, исходивший из иной части его тела, и потянулся к посудине с клархой. Маркасса поморщилась, Уля фыркнула, Эннабел опустила голову и прикрыла лицо ладонью, а танкисты Илис и Билла весело переглянулись. — Что это за Небесная Охотница? — спросил Троллор у Тумберга, бросив на вождя возмущенный взгляд. Большой Топор как ни в чем не бывало глотал кларху. — Какая-то статуя? — Да нет, не статуя, — ответил Шерлок. — Судя по рассказу вождя, живое существо. Пребывает в анабиозе, как в старых фильмах. Какая-то инопланетянка, не из Союза. Скорее всего, из соседней системы — не через пол же Галактики ее запустили. Троллор уставился на него, словно собираясь что-то сказать, но так и не сказал. — Ой! — всплеснула руками Уля. — Это же сенсация! Ты слышишь, Энни? — Вряд ли этот Монтесума мог рассказать вам об анабиозе и других планетах, — усомнилась Эннабел. — Ну, во всяком случае, я его именно так понял, — пожал плечами Тумберг. — Спустилась с неба в летающем доме, спит три года… Посмотрим… Дарий перебрался поближе к вождю и тихонько спросил: — А кроме вас, тут кто-то еще живет? Какие-то другие роомохи? — Тут живем только мы, — степенно ответил Большой Топор. — Другие роомохи живут не тут. — В таких же поселках? — Не знаю. Никто из нас не бывал у других роомохов. Прежний запоминатель рассказывал теперешнему запоминателю то, что слышал от прежних старейшин. Они говорили, что другие роомохи живут где-то там, — вождь неопределенно махнул рукой, — за большой рекой, на равнине. И есть еще другие роомохи, вон там, — вождь показал рукой в другую сторону, — в лесах. Но мы их не видели, они не ходят сюда, а мы не ходим к ним. Зачем? Места всем хватает, и добычи хватает. — А у тех роомохов нет повозок, похожих на нашу? — продолжал допытываться Дарий. — Даже не похожих, но таких, которые ездят сами. Или летают, как птицы. — Не знаю, — повторил вождь. — Нам нет нужды уходить далеко отсюда. — Понятно… — Силва прекратил расспросы. Большой Топор вновь припал к сосуду с клархой, словно был какой-то бездонной бочкой. Оторвавшись от посудины, он повернулся к музыканту и заговорил повелительным тоном. Обруч на голове у Дария перевел его слова: — Эй, Диир Ниир, давай, сыграй еще что-нибудь для наших гостей! Тот опять принялся перебирать струны, и новые звуки полились над поляной. Вряд ли они показались бы прекрасными утонченным ценителям, но, по мнению Тангейзера, были очень даже ничего. О чем он и не замедлил сказать греющей ему левый бок Уле Люме — правый грела мама. Уля возражать не стала — она продолжала с интересом разглядывать аборигенов. И еще она знала, что с музыкальным слухом у Тангейзера большие проблемы. На этот раз хлопали и гудели поменьше и потише, чтобы не очень тревожить задремавших старейшин, зато Троллор вдруг начал подсвистывать музыканту, и получилось совсем неплохо. А потом не выдержала Уля Люма — она вскочила и продемонстрировала собравшимся один из танцев родных Южных островов. И сделала это так зажигательно, что старцы проснулись, вождь вновь сел, его жены заерзали, с завистью глядя на ловкую девчонку, и даже представители культа Иуух Руух вполне благосклонно и в такт начали покачивать головами. — Ничто так не способствует сближению народов, как искусство, — вдруг изрек Илис, когда танец кончился. — Прекрасное замечание, — одобрительно взглянул на танкиста Хорригор. — Жаль, что не всякое искусство и не всегда. Большой Топор наставил бинокль на замершую в сторонке от расстеленных шкур Улю и поводил рукой перед собой, словно рассчитывая, что она и на самом деле теперь находится рядом с ним. Опустил бинокль, энергично потер колени и выдохнул: — Хок! И транслятор добросовестно перевел: «Еще!» Уля улыбнулась и повернулась к танку. — Бенедикт, найди, пожалуйста, что-нибудь медленное… и проникновенное! Некоторое время все было тихо, а потом из бронехода сошла на поляну музыка. Она зашагала отрывистым струнным вступлением — и его сменил берущий за душу негромкий чистый голос певицы… Вот так она плачет, а так смеется, А так играет у края ветра, Вот так ей спится, а так поется Там, где не пел ни один из смертных, Там, где ни ангел и ни бродяга Не оставляли следов от века, Там, где так больно и где так ярко, И где слишком жарко для человека… |