Онлайн книга «Прощённые долги»
|
Брагин усмехнулся – не по-доброму, будто оскалился: – Надоели мне не беззащитные! Я поклялся к выпендрёжным дурам больше близко не подходить. Выбрал полную противоположность первой своей жене. Грачёв перевёл взгляд с белеющего у поворота Невы Смольного монастыря на Романа: – Значит, Ася у тебя не первая? – Естественно, вторая. Моей дочери, Екатерине Романовне Вознесенской, уже семь лет. – А почему твоя дочь другую фамилию носит? – не понял Грачёв. – Брак не оформляли? – Всё по закону было, но Томка при разводе не только вернула свою девичью фамилию, но и Катьку на неё переписала. – Брагин снова фыркнул, будто бы до сих пор не веря в это. – На суде сказала, что её девочка не должна носить пьяную фамилию своего бандита-папаши. Еле уговорили её отчество оставить и прав меня не лишать… – Интересный довод! – Грачёв завернул на парковку Военно-медицинской академии. – Посидите здесь, а я пока про Аркадия узнаю. Кстати, Роман, почему ты бандитом оказался? Наоборот, вроде, борешься с ними… – Я тогда в райотделе работал, инспектором. В Смоленске ещё. – Брагин похлопал себя по карманам. – Закурить есть? – Держи «Салем». – Грачёв потряс пачкой, где болталось несколько сигарет. – Так что случилось-то у вас? – Не сдержался. – Брагин машинально ввернул непечатное слово. Судя по всему, при женщинах он терпел из последних сил. – Не хочется вспоминать. Скулу набок свернул одному нарушителю, а он оказался со связями. Поднялся шум, а Томка с тёщей будто только того и ждали. Мы в деревянном домишке жили, на окраине Смоленска. Все друг друга знали, как обычно. Весь интим целиком на виду. Кто-то Томке про меня напел, а она поверила. А я-то всего-навсего пьяную шлюху в отделение волок, а вовсе не прогуливался с ней вечерком. Да разве что докажешь? Потом только обрадовался, что эта каторга кончилась. А Катюшка моя вот какая! Брагин показал Грачёву цветную фотографию белокурой девочки с двумя огромными бантами. Катя стояла с букетом ромашек в руке и до ушей улыбалась щербатым ротиком, потому что спереди выпали зубы. – Тесть тайком прислал. Единственный порядочный человек в этом гадюшнике, поповский внук. – Так я не понял, из-за чего вы развелись-то? Тамара тебя приревновала? – Да загуляла она, пока я в командировке был. Мы там серьёзную банду выслеживали, больше месяца убили на это. А Томка тем временем спуталась со своим начальником в столовой. Говорила потом, что хотела возбудить во мне ревность, чтобы почаще дома бывал. Ладно, что без трупов ещё обошлось! – Роман говорил через силу, потому что тяжёлая, каменная злость переполняла его душу до краёв. – Ладно, я пойду, некогда уже. – Всеволод поспешно зашагал к корпусам Академии. Вспотевший, с тёмным румянцем на щеках, он шёл по дорожке, и сухие листья разлетались из-под ног. Думал о том, что с Романом и по-доброму общаться тяжело, а каково с ним конфликтовать? Нервной энергии на эту беседу ушло куда больше, чем на ночную схватку в «баньке», и потому Грачёв чувствовал себя очень плохо. Когда доставал удостоверение, пальцы слушались плохо, и книжечка выпала из рук. Тётка в справочном внимательно ознакомилась с документом, шевеля губами, прочитала каждое слово, и только потом жалостливо покачала круто завитой головой под белой накрахмаленной шапочкой. – Жалко парня вашего! Но ничего, ничего… Теперь уже опасности для жизни нет. Состояние средней тяжести, температура тридцать восемь и один. А чего вы хотите? Ранение сквозное, проникающее. Пуля в двух сантиметрах от сердца прошла, ещё и лопатку ему раздробила. Но не надо волноваться. Доктора говорят, всё будет в порядке. Так родным его и передайте. Всеволод вернулся к машине повеселевшим, куда более добрым, чем раньше. Пока шёл по парку к воротам, надышался ароматом увядающей листвы, налюбовался яркими красками осени, видными даже в сумерках. – Всё, теперь к Андрею! – Всеволод сел за руль и захлопнул дверцу. – С Аркашей, говорят, всё о'кей. Будет жить… * * * Как Грачёв и предполагал, всех приехавших к Озирскому не пропустили. Сначала персонал клиники вообще в один голос отрицал, что у них лежит такой пациент, но потом медикам пришлось отступить. Одна из сестричек сбегала в отдельную палату, где помещался Андрей, и дала словесный портрет посетителя с милицейским удостоверением. Только после того, как Андрей согласился встретиться, Грачёву разрешили, в виде исключения, подняться к нему – но одному, без спутников. Андрей валялся на своей койке, как всегда, вальяжно и расслабленно. Наверное, он ощущал себя здесь, как дома, в новой роскошной квартире на Фонтанке. Рядом стоял кронштейн от капельницы; на тумбочке лежали пачка «Данхилла» с ментолом, зажигалка. Тут же стояла пепельница, рядом – хрустальный стакан в серебряном подстаканнике. К удивлению Всеволода, Андрей читал французский журнал, причём без словаря. Бинты на руках и на груди были ослепительно-белыми, и картину удачно дополнял фиолетовый стёганый халат с красным кантом на вороте и на рукавах. – Привет! – Всеволод сунул под крышку тумбочки пакет с фруктами. – Это тебе от супругов Вершининых. Что, на нелегальное положение перешёл? Тогда хоть бы пароль мне дал, что ли. Не чужие, чай! – Да ты мне теперь куда ближе, чем отец родной. Кстати, того я и вообще не знаю, – смущённо добавил Озирский. – Только ведь и мне отдых нужен. – Андрей, морщась от боли, попробовал вытащить из тумбочки пакет. Грачёв поспешно помог ему. – За такие дары передай Владу спасибо. Вымой мне один гранат, а? И себе тоже возьми. – Мне – не обязательно, – сразу же отказался Грачёв. – Где тут кран? – Вон, сзади тебя. – Озирский спустил ноги с койки. – Не хватало ещё шума вокруг всей этой истории! Севыч, ты только оценки, какая тут тишина. Вымыл? Теперь разломи его или разрежь. Я-то не могу, сам понимаешь. – Да сколько угодно! Всеволод вовремя успел уклониться, иначе сок из спелого плода обрызгал бы его рубашку и казённый белый халат. Гранат с треском развалился на две половины, и зёрна засветились в тонкой кожуре, как драгоценные камни. Андрей запихал в рот горсть зёрен, а потом поднял брови: – Севыч, про Аркадия ничего не знаешь? – Так и знал, что ты спросишь! Всё с ним нормально – насколько это может быть сейчас. Врачи, во всяком случае, обнадёживают. Правда, передачи для него пока не берут, а то мы там хотели половину оставить. Но ты давай, наворачивай, а то крови много потерял. Как хоть себя чувствуешь? Лучше, чем утром? – Да всё уже в порядке! Просто лежу, барствую. Единственное, что не могу – руками работать. А так уже всё тело зудит от вынужденного безделья. – Озирский наклонился к Грачёву, и бесподобные глаза его вспыхнули шальным огоньком. – Мне смываться надо отсюда, – сказал он шёпотом, но в то же время отчётливо, ясно. – А то мать паспорт принесёт, и хана. Тогда, пока не сочтут нужным, не выпустят. А я хочу ещё по делу поработать. |