Онлайн книга «Шопоголик спешит на помощь»
|
Он проводит нас через большой зал с камином и сводчатыми деревянными потолками – грандиозное место, не будь здесь такого беспорядка. Повсюду вперемешку валяются грязные сапоги, куртки, собачьи подстилки, какие-то ведра и старые кирпичи, даже свернутый в рулон ковер. – Может, хотите пива? Или лучше минеральной воды со льдом? Теперь мы идем по такой же грязной кухне, где пахнет чем-то мясным. Задняя стена увешана полками, на которых громоздятся аляповатые картины и кривые скульптуры. Экономка как раз стирает с них пыль, но не очень-то успешно. – Осторожнее! Ничего не трогай! – рявкает на нее Реймонд и поворачивается ко мне. – Так что насчет выпить, мисс Одетт? – Нет, мер-рси. Я хотела бы взглянуть на ваши рьяботы. Понять, что вам больше всего нрьявится в искусстве. Я пытаюсь поторопить его, но Реймонд, видимо, никуда не спешит. – У меня к вам столько вопросов! – бормочет он. – О, взаимно, месье. Что ж, я хотя бы сейчас не вру… – Вы обратили внимание на моего Дарина? – указывает он куда-то на полки. Какого еще Дарина? Это такой художник или еще кто? – Абсолюмент, – оживленно киваю я. – Так мы идем? – Что скажете о его работе с формой? – Реймонд не сводит с меня влюбленного взгляда. Черт, именно таких вопросов я и боялась. Надо срочно придумать какой-нибудь убедительный ответ. Что там обычно говорят о форме? Жаль, в школе я прогуливала уроки по изобразительному искусству. – О, форма мер-ртва, – говорю я в нос с самым сильным акцентом, на который только способна. – Се мор-рте. Отлично. Если форма мертва, то и говорить о ней незачем! – Идемте же в студию, – добавляю я в надежде вытащить Реймонда с кухни. Но он не двигается с места. – Форма мертва? – глухо повторяет он. – Ви, се фини, – киваю я. – Но ведь… – Фор-рма – все, фор-рмы больше нет, – развожу я руками как можно убедительнее. – Но, мисс Одетт… К-как такое возможно? – заикается он. – Ваши работы… ваши статьи… книги. Вы готовы отказаться от труда всей своей жизни? Быть такого не может! Он в ужасе – того гляди упадет. Похоже, зря я это сказала… Впрочем, деваться уже некуда. – Ви, – помедлив, киваю я. – Се са. – Но как?! – Я художник, – говорю я, чтобы оттянуть время. – Не женщина, не человек – художник. – Не понимаю, – потерянно бормочет Реймонд. – Я должна искать истину. – Ко мне внезапно приходит вдохновение. – Я должна быть хрьяабр-рой. Художник всегда должен быть хрьябр-рым, понимаете? Я должна рьяазр-рушать стар-рые идеалы. Только тогда я смогу стать истинным художником. Сьюз рядом тихонько фыркает. – Но ведь… – Я не хочу больше говорьить об этом, – обрываю я. – Но… – В студию, – машу я руками. – Алонзи! Сердце тяжко бухает в груди, пока я иду за Реймондом по темному коридору. Я не могу и дальше вести разговоры об искусстве. Я просто хочу узнать, что с моим отцом. – Так ты Полин Одетт или Йода? – шепчет Сьюз мне на ухо. – Отстань, – чуть слышно огрызаюсь я в ответ. – Давай ближе к делу. – Знаю! Наконец мы проходим в просторную комнату с белыми стенами и стеклянным потолком. Здесь очень светло и грязно. В центре стоит большой деревянный стол и два гончарных круга, все заляпанные глиной. Однако мне нужны не они. Я присматриваюсь к полкам у дальней стены. Те заставлены глиняными статуэтками, скульптурами и причудливыми вазами. Бинго! То, что надо! Я переглядываюсь со Сьюз, и она кивает. – Рьяасскажите, месье Реймонд, что в этой комнате вам дор-роже всего? – Ну… дайте-ка подумать. Конечно, «Близнецы». – Он указывает на статуэтку, изображающую, судя по всему, мужчину с двумя головами. – Ее пару лет назад номинировали на премию Стивенского института. Об этом писали на их сайте, может быть, вы… Он с надеждой косится на меня. – Очень крьясиво, – демонстративно киваю я. – А что еще дор-рого вашему сер-рдцу? – Ох, даже не знаю. – Он неловко смеется. – Это, наверное. – Он указывает на большущую бесформенную скульптуру, покрытую разноцветной глазурью. – Ви. Давайте-ка взглянем поближе. – Я передаю цветную абстракцию Сьюз, а сама беру «Близнецов». – Подойдем ближе к свету. – Я отодвигаюсь от Реймонда. – О. Вот эта похожа на… картошку! Сьюз была права: картошка – ужасное кодовое слово. Зато оно сработало. Одним ловким движением мы вскидываем скульптуры над головой. (До чего же они тяжелые! Свою я еле удерживаю. А та, что досталась Сьюз, выглядит куда массивнее. Хорошо, что Сьюз сильная.) – В общем, так, – грозно заявляю я. – Я не Полин Одетт. Меня зовут Ребекка. Мой отец – Грэхем Блумвуд. Я хочу знать всю правду о вашем с ним путешествии. Если не расскажете – мы разобьем скульптуры. Если позовете на помощь – тоже разобьем. Так что лучше говорите по-хорошему, – тяжело дыша, заканчиваю я. Так и хочется взвизгнуть: «Говори, кому велено!», но я сдерживаюсь. Реймонд, видимо, тот еще тугодум. Мы, наверное, полчаса стоим с затекающими от тяжести руками, пока он соображает, что к чему. Бедолага смотрит то на меня, то на Сьюз. Глупо моргает. То и дело разевает рот, но молчит. – Мы должны знать правду. – Я подталкиваю его к верному решению. – Вы должны нам рассказать. Прямо сейчас. Он хмуро сдвигает брови, словно размышляя о великих тайнах бытия. Господи, сейчас он все испортит! – Так вы не Полин Одетт? – уточняет наконец Реймонд. – Нет! – Слава богу. Я уж думал, вы с ума сошли. – Он удивленно качает головой и вглядывается в меня. – А вы ведь на нее похожи. Ну просто вылитая. – Я в курсе. – Невероятное сходство. Случайно, не родственницы? – Насколько знаю, нет… Говорите, сходство невероятное? – не сдерживаюсь я. Так и знала! Говорила же всем, что я ее копия! – Обязательно поищите общие корни. – Глаза у него вспыхивают. – У вас наверняка затесался общий предок. Можно обратиться на телевидение, там есть одна передача… – Хватит болтать! – рявкает Сьюз точь-в-точь как нацистский комендант. – Рассказывайте правду! Она неодобрительно смотрит на меня, и я понимаю, что немного отвлеклась. – Да, верно. Говорите! – Я поднимаю «Близнецов» повыше. – Мы здесь не просто так, Реймонд, лучше нас слушаться. – И не вздумайте бежать, – грозно добавляет Сьюз. – Как только наберете номер полиции, ваши любимые фигурки превратятся в кучу осколков. |