Книга Ануш. Обрученные судьбой, страница 19 – Мартина Мэдден

– Стиппет, мой друг, в некоторых случаях, когда есть причины для беспокойства у жандармов или военных, я не могу вмешиваться. Им приказы выдают прямо из Константинополя. Не султан, а Комитет Единения и прогресса! Если бы этот мужчина был турком и его поймали за кражей курицы, я мог бы что-то сделать.

Я должен был догадаться, что все дело в «армянском вопросе». Если это имеет хоть малейшее отношение к мятежу, Акинян в большой беде. Безусловно, я не знал, в чем действительно замешаны старик и его сын. Деревенские жители живут общинами, и кто знает, кому они действительно преданы?

Губернатор встал, а его слуга открыл перед ним дверь.

– Приезжайте, мой друг, когда решите расширять больницу.

Ануш пришла намного раньше капитана. Руины защищали ее от ветра, а перед глазами разворачивалась панорама всего пляжа.

Со дня свадьбы ничего не было слышно о судьбе старшего Акиняна. Парзик и Вардан были безутешны. Доктор Стюарт и Мераян Асадурян ходили к жандармам с расспросами, но так ничего и не узнали о Миславе Акиняне.

Задумавшись, Ануш не заметила, как появился капитан. У нее сразу же пересохло во рту.

– У меня есть новости, – начал он, заходя в церковь, – но они вряд ли тебе понравятся.

В тусклом свете Ануш чувствовала себя загнанной в угол. Руины находились далеко от деревни, в уединенном месте, и Ануш жалела, что согласилась прийти сюда.

– Они отвезут его в Трапезунд. В городскую тюрьму. Кажется, кто-то оговорил его.

– Доносчик?

– Кто-то из деревни. Жандармы действовали по указке. Им было сказано, что надо искать ружья и амуницию под половицами сарая, где хранится сено.

Капитан замолчал и не отводил взгляда от лица Ануш. Эти глаза позволяли себе вольности, и внезапно девушка почувствовала себя уязвимой и испугалась. Почему она решила, что прийти сюда безопасно? Остаться наедине с турецким офицером…

Ануш сделала шаг по направлению к выходу.

– Не так быстро! – Он взял ее за руку. – Откуда ты знаешь мое имя?

– Вы разговаривали с лейтенантом, – ответила Ануш. – Я слышала, как он назвал вас капитан Орфалеа.

– Джахан. Меня зовут Джахан.

Солнце клонилось к закату, и в церкви стало темнеть. Был виден лишь силуэт капитана в ореоле света, льющегося из открытой двери.

– Ты не ходишь на пляж. Я тебя там не видел…

– Вы следите за мной?

– Конечно нет. Я просто переживаю из-за того, что усложнил твою жизнь.

– Она не такая сложная, как танцы с турецким офицером.

Капитан захохотал, запрокинув голову.

– Я действительно поставил тебя в неловкое положение, но выражение твоего лица при этом было таким, что стоило на него посмотреть.

– У нас в деревне все следуют обычаям, капитан. А такого обычая, когда военный флиртует с деревенской девушкой при всех, я не знаю. Особенно если он такой плохой танцор, как вы!

Капитан смущенно улыбнулся.

– Мадемуазель Ануш… Если мне еще когда-либо выпадет честь танцевать с вами, я обещаю, вы заметите мои успехи.

Он отпустил ее руку и позволил девушке выйти наружу.

Мушар Трапезунд 30 апреля 1915 года

Господину Генри Моргентау,

Послу США в Османской империи

Константинополь

Дорогой Генри,

Я очень благодарен тебе за отправку нам посылок для Хетти из Константинополя. Однако, открыв их, мы обнаружили с неким разочарованием, что дамы из Материнского общества Иллинойса сочли необходимым послать нам рукавицы и кашне в эту самую жаркую весну из всех, что я провел здесь.

Семена или даже мизерное количество презренного металла обрадовали бы нас гораздо больше, но, несомненно, зимой мы оценим эти подарки.

В ответ на твой вопрос о здоровье Хетти отвечаю: жаркая погода поспособствовала излечению бронхита, и она выглядит гораздо лучше. В ее школе дела идут хорошо, туда ходят ученики обоих полов в возрасте от шести до пятнадцати лет.

Недавно был назначен турецкий мудир [26] , он следит и за процессом образования в школе, и Хетти проводит уроки в его присутствии, он всегда тихонько сидит сзади. Он явно обеспокоен, что дети будут слишком образованны, и поэтому забрал большинство старших мальчиков для работы на железной дороге и в дорожных бригадах. Их бедные матери пришли ко мне, надеясь, что я смогу как-то повлиять на ситуацию, но все мои прошения ничего не дали, я словно бился о глухую стену. Мне говорят, что идет война и все должны вносить свою лепту.

Твои новости об аресте видных армян в Константинополе тревожат меня, но мне известно, что городские армяне стали очень политизированными в последние годы. Это восстание в Ване не способствует решению вопроса, а демонстрация солидарности с Империей могла бы улучшить ситуацию. Я не могу не думать о том, что могут просто обвинить армян во всех грехах, особенно сейчас, когда ради победы делается все возможное.

Собственно, вот я и подошел к главной причине, побудившей меня написать это письмо. Мислав Акинян, старый фермер и коренной житель деревни, был недавно арестован и помещен в тюрьму Трапезунда. Жандармы обыскали его ферму и обнаружили винтовки и комплекты амуниции. Измена, безусловно, – серьезное обвинение, но он меньше всего похож на повстанца. Его сын молод, и кто знает, во что он может быть вовлечен. Но старик просто на такое не способен. Уполномоченные органы отказываются сообщить, что они намерены с ним делать, и у меня такое впечатление, что вали знает больше, чем говорит.

Нет надежды, что жандармы его выпустят, и я решил обратиться к тебе, вдруг ты сможешь что-то предпринять? Любое заступничество будет высоко оценено его родными, которые сильно обеспокоены.

Конечно же, Хетти и я также будем тебе очень благодарны за твою доброту и помощь в этой ситуации, как и во многих других.

Опять возвращаясь к вопросу нашей безопасности, хочу подчеркнуть, что я очень ценю твою заботу, но, если Америка все-таки присоединится к союзникам, если это все же произойдет, не может быть и речи о том, чтобы мы покинули пределы Империи. Ты же понимаешь, Генри, как много здесь поставлено на карту. Я благодарен за то, что ты постоянно информируешь нас о происходящих переменах, но мы с Хэтти решили пока переждать. В любом случае я уверен: если Америка вмешается, война закончится быстро.

Я надеюсь, Генри, причина следующего моего письма будет куда более приятной.

Пожалуйста, передай Жозефине и детям наилучшие пожелания.

Искренне твой,

Чарльз Стюарт