Книга Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает, страница 53 – Лиза Джейн Смит

– Может, это средство самозащиты? Он специально прикрывается этой скорлупой, чтобы никто не заглянул внутрь?

– Может, и так, – сказала Бонни, но в ее голосе была тревога. – Так что тебе написала Елена?

– Что Тами Брюс явно не в себе, и что сейчас они с Мэттом едут прочесывать Старый лес.

– Может, они с ним и встречаются? В смысле, с Дамоном. Он говорил, что у него встреча в 4.44. Плохо, что ей не позвонить.

– Плохо, – мрачно ответила Мередит. Все жители Феллс-Черч знали, что ни в Старом лесу, ни вокруг кладбища сигнала мобильной связи нет. – Давай все-таки попробуем.

Бонни набрала номер Елены, но, как и следовало ожидать, услышала, что абонент недоступен. Она покачала головой.

– Без толку. Наверное, они уже в лесу.

– Ясно. Она хочет, чтобы мы заехали к Изабель Сэйту и посмотрели, все ли с ней в порядке. Это девушка Джима Брюса. – Мередит повернула за угол. – Чуть не забыла. А ауру Кэролайн ты видела? Как по-твоему, может, в ней тоже сидит малах?

– Скорее всего, да. Я видела ее ауру. Брррр, надеюсь, что никогда больше такого не увижу. У нее всегда была аура яркая, бронзово-зеленая, а сейчас она стала грязно-коричневой, и по ней везде черные изломанные полосы, как молнии. Сидит в ней малах или нет, я не знаю, но то, что она не против пообниматься с ним, это факт. – Бонни содрогнулась.

– Ясно, – мягко сказала Мередит. – Мне кажется, я могу кое-что угадать. В общем, если тебя тошнит, ты скажи, я остановлюсь.

Бонни сглотнула.

– Нет, я в порядке. Но мы что, правда-правда едем к Изабель Сэйту?

– Правда-правда. Вообще говоря, мы уже почти приехали. Сейчас мы приводим в порядок прически, вдыхаем-выдыхаем – и вперед. Что ты про нее знаешь?

– Ну… она умная. На одни и те же занятия мы с ней никогда не ходили. Зато мы одновременно перестали заниматься спортом – у нее было что-то с сердцем, а у меня началась эта астма, черт бы ее побрал…

– Которая запрещает любую физическую нагрузку, кроме танцев. Танцуешь ты всю ночь напролет, – едко сказала Мередит. – Слушай, я вообще про нее ничего не знаю. Расскажи хоть что-нибудь.

– Так. Она милая. Немножко похожа на тебя, только азиатского типа. Пониже тебя – скорее ростом с Елену, только худенькая. Внешне довольно симпатичная. Немножко робкая – такая, знаешь, тихая девочка. Немного замкнутая. Ну и… милая.

– Значит, робкая, тихая и милая. Пока мне все нравится.

– Мне тоже, – Бонни сжала вспотевшие руки между коленями. «А еще больше мне понравилось бы, если бы оказалось, что Изабель нет дома», – подумала она.

Однако у дома Сэйту было припарковано несколько машин. Бонни и Мередит постучались в дверь с явной неохотой – они помнили, что случилось после того, как они постучали в предыдущую дверь.

Им открыл Джим Брюс – долговязый парень, еще не успевший располнеть и немножко сутулившийся. Бонни с удивлением заметила, как изменилось его лицо, когда он увидел Мередит.

Когда дверь только открылась, он выглядел ужасно – его лицо, несмотря на загар, было бледным, а вся фигура словно съежилась. Но когда он увидел Мередит, к его щекам прилила кровь, а его лицо… Оно стало похожим на разгладившийся лист бумаги. Он выпрямился.

Мередит не произнесла ни слова. Она молча шагнула к нему и обняла. А он вцепился в нее, словно боялся, что она сейчас убежит, и зарылся лицом в ее темные волосы.

– Мередит.

– Дыши глубоко, Джим. Дыши глубоко.

– Ты не понимаешь. Родители уехали к моему прадедушке – он тяжело болен и, по-моему, умирает. А Тами… Тами…

– Расскажи по порядку. И дыши глубже.

– Она стала метать ножи, Мередит. Разделочные ножи. Попала мне в ногу, – Джим поддернул штанину. Чуть выше колена ткань была прорезана.

– Прививку от столбняка сделал? – Мередит всегда думала о сути дела.

– Нет, но рана небольшая. Она скорее колотая.

– Такие раны опаснее всего. Немедленно звони доктору Альперт.

Старая доктор Альперт была достопримечательностью города Феллс-Черч: она ходила по домам к больным даже в местности, где таскать с собой черную сумку и стетоскоп считалось чем-то неслыханным.

– Не могу. Я не могу уйти и оставить одну… – Джим дернул головой в сторону дома, словно не мог заставить себя произнести вслух имя.

Бонни потянула Мередит за рукав.

– У меня очень дурные предчувствия, – сообщила она шепотом.

Мередит снова повернулась к Джиму:

– Изабель? А где ее родители?

– Да, Иза-тян. В смысле Изабель, да. Я называю ее Иза-тян…

– Все в порядке, – сказал Мередит. – Говори как привык. Так в чем дело?

– У Иза-тян есть только бабушка, а бабушка Сэйту даже вниз спускается очень редко. Я недавно приготовил ей обед, так вот она приняла меня… за отца Изабель. Она уже немножко… не в себе…

Мередит бросила взгляд на Бонни и спросила:

– А как дела у Изабель? Она тоже не в себе?

Джим закрыл глаза. Вид у него был совершенно несчастный.

– Я бы хотел, чтобы вы зашли в дом и… ну, просто поговорили с ней.

Дурные предчувствия Бонни стали еще хуже. Второго такого кошмара, как тогда, в доме у Кэролайн, она просто не переживет, и у нее совершенно точно не хватит сил Вызвать кого-нибудь, даже если Дамон не будет никуда спешить.

Но Мередит тоже все это знала, и все-таки Мередит посмотрела на нее так, что ослушаться было нельзя. Кроме того, этот взгляд обещал, что Мередит будет защищать Бонни, что бы ни случилось.

– Она уже кого-то ранила? В смысле Изабель? – услышала Бонни свой собственный голос, когда они прошли кухню и направились к спальне в конце коридора.

– Да, – Джим прошептал так тихо, что она еле расслышала. А потом, когда Бонни внутренне застонала, он добавил: – Себя.

Комната Изабель выглядела именно так, как и должна выглядеть комната тихой и прилежной девушки. Точнее говоря, так выглядела половина комнаты. Вторую половину комнаты будто захлестнула волна прилива, перевернула все, что там находилось, а потом ушла, смешав все в кучу. В центре этой кучи, словно паук в середине паутины, восседала сама Изабель.

Но внутренности Бонни свело не от этого, а от того, что она делала. Рядом с ней были разложены инструменты, похожие на те, с помощью которых миссис Флауэрс прочищала раны. Вот только Изабель никого не лечила.

Она делала дырки в своем теле.

Она уже продырявила губу, нос, одну бровь и уши, причем во множестве мест. Из всех этих мест на незастеленную кровать капала кровь. Пока Бонни рассматривала ее, Изабель, нахмурившись, подняла глаза и посмотрела на вошедших. Впрочем, хмурилась она только одной бровью. Вторая, на продырявленной стороне лица, не двигалась вообще.