Книга Магометрия. Институт благородных чародеек, страница 29 – Надежда Мамаева

— Ну, это только мое предположение, — тень расплылся кляксой на стене, оставив лишь светлую прорезь чеширской улыбки, — но у тебя есть другое объяснение?

Увы, логика тени была хоть и извращенной, но вполне вписывалась в происходящее.

Неужели такие вот уроки из серии: «Не доверяй никому», «Будь всегда во всеоружии», «Держи все под контролем» — это тоже программа обучения? Пусть такого предмета и нет в расписании, но похоже на то. Нас всех ломают, причесывают под одну гребенку. «Проводят предпродажную подготовку брачного товара», — пришло на ум невольное сравнение.

С такими думами подошла к двери библиотеки. Я еще не знала, что за порогом меня ждет встреча с двумя удивительными мужчинами: одним — из прошлого, а другим — из настоящего.

Сказать, что библиотека поразила меня, — значит, ничего не сказать: мотивы английской готики, кессонированный потолок цвета зрелого коньяка, выполненный из орехового дерева, книжные шкафы, расположенные вдоль стен и на хорах, куда вела лестница.

Я застыла на пороге. Передо мной был уютный зал с монументальным камином, высокими окнами в ажурных переплетах. Лестница в противоположном конце манила подняться на внутренний балкон, подойти к книгам и манускриптам, от которых буквально веяло атмосферой Средневековья.

Ласковый, приглушенный свет, десяток массивных столов. Создавалось ощущение, что эта библиотека — скорее личная, нежели предназначенная для широких масс. Здесь было приятно устроиться с книгой и неспешно погрузиться в плен страниц.

— Чего изволит искать юная госпожа?

Девушка, совсем еще молодая, в опрятном чепце и переднике, появилась словно из ниоткуда.

— Простите? — я немного растерялась. Кто был передо мной? Не могло же это юное созданье, почти моя ровесница, быть библиотекарем?

В мозгу прочно засел стереотип: представителю данной профессии должно быть «далеко за…», наличие скверного характера, налет чудаковатости или канцелярщины — не обязательны, но весьма типичны.

— Извините, я не представилась, — девушка, кажется, слегка смутилась, — мое имя Санна Шинк, я недавно только стала книгочеем.

Видимо, удивление, отразившееся на моем лице, заставило ее пояснить:

— Именно так в институте традиционно именуют должность библиотекаря. Так чем могу быть полезна?

— Мне нужен трактат Фомы Аквинского «Facta probantur», или «Деяния доказывают», — сверившись с бумажкой, озвучила я.

— Пойдемте за мной, — девушка развернулась спиной и уже из-за плеча бросила: — Самые поздние копии его рукописи находятся в разделе законников, придется подняться на восточный хор.

Я в молчании последовала за провожатой на внутренний балкон.

Пока искали интересующий меня трактат, я все же не могла не полюбопытствовать: — Почему здешняя библиотека так отличается от привычных вузовских, современных, с шеренгами уродливых металлических стеллажей, раздражающим люминесцентным светом и гигантскими читальными залами?

— Просто у нас другой принцип работы: здесь нет учебников, по которым воспитанницы института ежедневно штудируют заданные параграфы. Все учебные книги находятся либо в классных комнатах, либо в дортуарах, на личных полках, — пояснила книгочейка. — В библиотеку же приходят единицы. Те, кому помимо основного учебного курса требуются дополнительные знания.

Вот поэтому-то здесь было на удивление камерно, несмотря на то, что по большому счету площадь книжной обители не уступала торговому залу мегамаркета. Меж книжных стеллажей, солидных, дубовых, я впервые ощутила спокойствие. А может, это оттого, что почувствовала: от книгочейки не нужно ждать подвоха.

— Вот, — девушка протянула мне трактат, — желаю удачи с госпожой Брыльски.

— Но как вы догадались?

— Она одна из немногих, кто задает своим ученицам дополнительную литературу, — как-то печально улыбнулась книгочейка.

В руках у меня оказался узкий потрепанный корешок из тисненой кожи, желтые страницы которого говорили о своем истинном возрасте без слов. Распахнула книгу наугад с затаенной тревогой: а вдруг она написана от руки, содержит в себе столько «аз» и «есмь», что моему мозгу с sms’очно-клиповым мышлением будет через них не продраться?

Все оказалось и сложнее, и проще одновременно. Текст был печатный, судя по титульной странице, вышедший из типографии в конце девятнадцатого века, и изобиловал твердыми знаками и «i», но понять суть написанного было вполне реально.

— Не буду вам мешать, — прошелестела книгочейка, — как закончите работу, оставьте, пожалуйста, трактат на столе. — Девушка начала спускаться. Я машинально проследила за ней. Вот ее хрупкая фигурка миновала лестницу, пересекла холл и направилась к камину, а потом книгочейка просто шагнула в огонь.

— Милая саламандра… юная и не испорченная этими стенами, — тень, появившийся на перилах, своим комментарием избавил меня от не одного десятка седых волос.

Я-то уже грешным делом решила, что у меня либо глюк, либо девушка решила избрать весьма странный, но эффектный способ самоубийства — в огне камина.

— Пойдем обогащаться знаниями, как уран бета-частицами, — обратилась я к тени.

— Э-э-э, я пас, — сразу же сдался мой неустанный спутник.

Пришлось продираться сквозь витиеватости текста самой. Не могу сказать, что чтение было занимательным, но все же… К тому же, если учесть, что «князь философов» и теолог Средневековья рассуждал о магии, ее проявлениях и классификации даров, узнала я изрядно.

Так, Фома Аквинский расположил таланты всех чародеев под покровительством семи планет. Те, кому сияет на небосводе Марс, — это стихийники. Им прямая дорога на факультет боевой магии. Дети Юпитера — эмпаты и менталисты, Луноликая отвечает за дар предсказателей, Сатурн является символом некромантов, Солнце ярче всех светит магам жизни, травникам и алхимикам, а Венера улыбается артефактчикам и теоретикам. Вездесущий Меркурий, согласно классификации автора, — планета временников и пространственников.

Фома Аквинский также говорил о том, как важен контроль над даром и к чему приводят выплески силы. Я старательно конспектировала, а покоя мне не давала мысль, что где-то я уже слышала про эти семь планет, вот только там точно упоминалась не магия, а что-то простое, обыденное, знакомое еще средневековым алхимикам.

Поделилась мыслью с тенью, который, казалось бы, дремал у моих ног. При звуках голоса световая клякса встрепенулась и сонно пробормотала:

— Может, у тебя ассоциация с гороскопом? Там тоже про планеты пишут, — протянул мой спутник.

— Нет, это точно не про коллег Павла Глобы, — почему-то в этом я была уверена.

— Тогда не знаю.

Я решила, что подумаю над этим позже. К тому же до конца трактата оставалось совсем чуть-чуть.

Перелистнула последнюю страницу и не поверила своим глазам. Это был стишок, написанный от руки на полях. Что-то подобное я уже в своей жизни слышала, кажется, на уроке химии, когда учительница в шутку рассказывала о средневековых алхимиках.