
Онлайн книга «Ты умеешь хранить секреты?»
— Привет, дедушка, — говорю я. — Эмма! — Он поднимает голову, и лицо его мгновенно светлеет. — Дорогая моя! Иди сюда! Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и он крепко стискивает мою ладонь. Кожа на ощупь сухая и холодная, а волосы побелели еше больше с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Я принесла тебе «Пэнтер бар», — объявляю я, кивнув на коробку. Дедушка просто помешался на энергетических плитках «Пэнтер», впрочем, как и все его друзья по боулинг-клубу, поэтому я бросаю на ветер бешеные деньги, покупая ему целую упаковку каждый раз, когда еду домой. — Спасибо, любовь моя, — расплывается в улыбке дед. — Ты хорошая девочка, Эмма. — Куда мне их поставить? Мы беспомощно оглядываем захламленную комнату. — Что, если там, за телевизором? — спрашивает наконец дед. Я пробираюсь через завалы, плюхаю коробку на пол и возвращаюсь, стараясь не споткнуться. — Послушай, Эмма, вчера я прочел крайне тревожную статью, — начинает дед, когда я сажусь прямо на очередную коробку. — Насчет безопасности в Лондоне. Заявление сопровождается внимательным взглядом. — Надеюсь, ты не ездишь по вечерам в общественном транспорте?! — Э… почти нет, — неуверенно отвечаю я, скрещивая пальцы за спиной. — Только время от времени, когда нужно срочно… — Ни в коем случае, дорогая! — взволнованно перебивает дед. — Там пишут о тинейджерах в черных масках, с выкидными ножами. Они буквально наводнили метро. Пьяные болваны, разбитые бутылки, стекла, которыми выкалывают прохожим глаза… — Все не так уж плохо… — Эмма, не стоит так рисковать, чтобы сэкономить на такси… Я совершенно уверена, что, если спрошу деда, каков, по его мнению, средний тариф у лондонских таксистов, тот ответит: «Пять шиллингов». — Честно-честно, дед, я очень осторожна, — уверяю я. — И часто беру такси. Иногда. Примерно, раз в год. — Лучше объясни, что это ты делаешь? — спрашиваю я, спеша сменить тему. Дед тяжело вздыхает: — На прошлой неделе твоя мать расчищала чердак. Вот я и разбираю, что нужно выбросить, а что оставить. — Идея неплохая. — Я оглядываю кучи мусора на полу. — Это на выброс? — Нет! Это я сохраню! Для пущей верности он даже кладет ладонь на крышку. — В таком случае где то, что нужно выбросить? Молчание. Дед старательно избегает моего взгляда. — Дед! Нельзя же утонуть в мусоре с головой! — восклицаю я, стараясь не засмеяться. — Ну к чему тебе старые газетные вырезки? А тут что? — Я выуживаю из-под груды вырезок старый йо-йо. [16] — Это тебе зачем? — Йо-йо Джима, — вздыхает дед и тянется к игрушке. Взгляд его смягчается. — Милый старина Джим. — Кто такой Джим? — недоумеваю я. В жизни не слышала ни о каком Джиме. — Твой друг? — Мы встретились на ярмарке. Провели вместе день. Тогда мне было девять. Дед рассеянно вертит в пальцах йо-йо. — И там же подружились? — Никогда его больше не видел. — Он рассеянно покачивает головой. — Но так и не позабыл. Беда в том, что дед никогда и ничего не забывает. — А как насчет этого? — продолжаю я, вытягивая пачку рождественских открыток. — За все годы не выбросил ни одной, — объявляет дед, пристально меня оглядывая. — Когда дотянешь до моих лет и поймешь, что люди, которых ты знала и любила, начинают уходить навсегда, сама захочешь сохранить что-то на память. Даже самую мелочь. — Понимаю, — растроганно шепчу я. Тянусь к ближайшей открытке, открываю и… — Дед! Да ведь это от фирмы Смита по ремонту электрооборудования. За шестьдесят пятый год! — Фрэнк Смит был очень хорошим человеком, — заводит дед. — Нет! — Я решительно швыряю открытку на пол. — Это все вон! И тебе ни к чему память о… — Я разворачиваю следующую. — …газовой компании. А двадцать старых экземпляров «Панча»? — Я безжалостно отбрасываю газеты. — Это еще что такое? Снова сую руку в коробку и вытаскиваю конверт со снимками. — Здесь те, кого ты действительно… Тонкая игла входит мне в сердце, и я осекаюсь на полуслове. В моей руке снимок, на котором мы с папой и мамой на скамейке в парке. На маме платье в цветочек, на папе — дурацкая соломенная шляпа, я сижу у него на коленях, с мороженым в руках. На вид мне лет девять… и все мы кажемся такими счастливыми. Я молча вытягиваю второй снимок. Теперь папина шляпа перекочевала на мою голову, и мы умираем со смеху. Нас по-прежнему только трое. Только трое. Значит, это еще до того, как в нашу жизнь вошла Керри. Я как сейчас помню день ее приезда. Красный чемодан в прихожей, чужой голос, доносящийся с кухни, запах незнакомых духов в воздухе. Я вошла и увидела Керри с чашкой чаю в руке. Тогда на ней была школьная форма, но мне кузина все равно показалась взрослой. Уже тогда Керри могла похвастаться огромным бюстом, золотыми «гвоздиками» в ушах, и «перышками» в прическе. А за ужином мои родители позволили ей выпить стакан вина. Ма все твердила, что я должна быть чуткой и доброй с Керри, потому что ее мать умерла. Мы все должны быть чуткими и добрыми. Поэтому кузина поселилась в моей комнате! Я перебираю снимки, безуспешно пытаясь избавиться от застрявшего в горле кома. Я вспоминаю это место — парк с качелями и горками, где мы часто гуляли. Но Керри это показалось чересчур скучным, а мне отчаянно хотелось стать похожей на нее, поэтому я тоже заявила, что мне скучно. И больше мы там никогда не бывали. Раздается стук в дверь. Я, вздрогнув, оборачиваюсь. Перед нами появляется Керри с бокалом вина. — Ленч готов! — Спасибо. Мы уже идем, — киваю я. — Ну что же ты, дедушка! — укоризненно грозит пальчиком Керри и указывает на злополучные коробки. — Так ничего и не разобрал? — Не очень-то это легко! — слышу я собственный негодующий голос. — Слишком много воспоминаний. Их так просто не выкинешь. — Что ж, если ты так считаешь… — Керри закатывает глаза. — По мне, так этому хламу место на помойке. Я не могу быть чуткой и доброй с Керри. Просто не могу. Больше всего мне хочется запустить ей в физиономию тортом с кремом. Мы уже несколько минут сидим за столом и почтительно внимаем Керри. Она же ораторствует безостановочно: — Все дело в имидже. Все имеет значение — стиль одежды, общий вид, походка. Идя по улице, я излучаю атмосферу успеха, словно объявляя всему миру: перед вами деловая, преуспевающая женщина. |