Онлайн книга «Ты умеешь хранить секреты?»
|
— Я… говорила… Мое лицо пылает, как раскаленная печь. — Но я… я… — И ты в самом деле покупаешь одежду в секонд-хэнде и всем говоришь, что она новая? — оживляется Кэролайн, отводя глаза от экрана. — Нет! — оправдываюсь я. — То есть… может быть… иногда… — Она весит сто тридцать пять фунтов, но уверяет, что сто двадцать пять, — звучит голос Джека. Что? Что?!! Я сжимаюсь, как от удара. — Неправда! — яростно ору я в экран. — Какие сто тридцать пять?! Я вешу… около ста двадцати восьми с половиной… Я осекаюсь. Потому что все пялятся на меня. — …ненавидит вязаные вещи… Громкий стон проносится по комнате. — Ты ненавидишь вязаные вещи? — словно издалека доносится ошеломленный голос Кэти. — Нет! — в ужасе бормочу я. — Это неправда! Я люблю вязанье, особенно крючком! Ты же знаешь! Но Кэти уже яростно проталкивается к выходу. — Она плачет, слушая «Карпентерз», — перечисляет Джек. — Любит группу «АББА», терпеть не может джаз… О нет, онетонетонет… Коннор взирает на меня с таким видом, словно я собственной рукой вонзила нож ему в сердце. — Ты не выносишь… джаз?! Да, это как один из тех снов, в котором все видят твои трусики и хочется бежать, но не можешь. Вот я и не могу оторваться от экрана. Корчусь от стыда и унижения, но взгляд словно прикован к лицу Джека, неумолимо продолжающего вещать… Все мои секреты. Все мои маленькие, постыдные, тщательно скрываемые секреты. Разоблачены перед всем светом. Рассказаны во весь голос. Несутся из динамиков телевизора. И я в таком шоке, что почти ничего не соображаю. Как будто все это происходит не со мной. — …Надевает «счастливое» белье на первое свидание, тайком заимствует у соседки дорогие туфли и выдает за собственные… врет, что занимается кикбоксингом, не разбирается в религии, волнуется, что ее грудь слишком мала… Я закрываю глаза, не в силах больше выносить все это. Моя грудь. Он упомянул о моей груди. По телевизору. — …разыгрывает утонченную, умудренную жизнью особу, но на ее кровати… Я неожиданно слабею от страха. Нет. Нет. Пожалуйста, только не это. Пожалуйста, пожалуйста… — …лежит покрывало с изображением Барби. Взрыв хохота сотрясает комнату, и я закрываю лицо руками. Это последняя капля. Никто не должен был знать о моем покрывале. Никто на свете. — Она сексуальна? — спрашивает ведущий, и мое сердце болезненно сжимается. Я открываю глаза, изнемогая от дурного предчувствия. Что он скажет? — Очень. — кивает Джек, и комнату захлестывает новая волна возбуждения. — Это современная девушка, которая носит кондомы в сумочке. Да уж, каждый раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может, меня ждет сюрприз покруче! И моя мать смотрит это. Моя мамуля! — Вероятно, она еще не реализовала все свои потенциальные возможности… может, в глубине души она ощущает неудовлетворенность… Как теперь смотреть на Коннора? На остальных? — Кто знает, вдруг она готова экспериментировать… Возможно, она… предается лесбийским фантазиям насчет своей подруги. Нет! Не надо! Вот он, настоящий кошмар! Перед глазами вдруг возникает Лиззи, сидящая перед телевизором и в ужасе прикрывающая ладонью широко раскрытый рот. Она поймет, о ком идет речь. Вот ей уж я точно больше никогда не сумею посмотреть в глаза. — Это был сон, ясно?! — в отчаянии кричу я, поежившись под перекрестным обстрелом взглядов. — Никакая не фантазия! Это разные вещи! Больше всего мне сейчас хочется броситься на чертов телевизор, обхватить его руками и заставить замолчать. Но разве этим добьешься чего-то? В миллионах домов работают миллионы телевизоров. И миллионы людей смотрят эту передачу. — Она верит в любовь и романтику. Верит, что в один прекрасный день ее ждет нечто чудесное и волнующее. У нее все как у всех. Страхи. Надежды. Тревоги. Иногда она боится. — Джек замолкает и, уже мягче, добавляет: — Иногда она чувствует себя нелюбимой. Уверена, что никогда не добьется похвалы от тех людей, которых считает самыми главными в своей жизни. Глядя в его серьезное, открытое лицо, я ощущаю, как горят от слез глаза. — Но она храбра, прямодушна, добросердечна и смело встречает все, что ей готовит судьба. — Он улыбается ведущим. — Я… мне очень жаль. Похоже, я немного увлекся. Не могли бы мы… Его голос резко обрывается. Что-то говорит ведущий. Увлекся. Немного увлекся. Это все равно что назвать Гитлера несколько агрессивным. — Джек, большое спасибо за то, что нашли время поговорить с нами, — благодарит ведущий. — На следующей неделе мы поболтаем с обаятельным королем мотивационных видео Эрни Пауэрсом. Еще раз благодарим за… Последние кадры заставки. Звучит знакомая музыка. Но собравшиеся все еще смотрят на экран. Наконец кто-то протягивает руку и выключает телевизор. Еще несколько секунд в конференц-зале царит тишина. Все глазеют на меня, словно ожидая каких-то действий: то ли речей, то ли танцев, то ли еще чего. Лица, лица, лица… Сочувственные, любопытные, злорадствующие. И просто: «Вот здорово, что на твоем месте не я». Теперь точно знаю, что испытывают животные в зоопарке. Больше в жизни туда не пойду. — Но… но я не понимаю, — доносится голос из угла конференц-зала, и все дружно, как на теннисном матче, поворачиваются в сторону красного как рак Коннора. Тот не знает, куда деваться от смущения, но все же громко выпаливает: — Не понимаю, откуда Джек Харпер столько всего о тебе знает? О Боже! Да-да, знаю, у Коннора диплом Манчестерского университета, степень и все такое, но иногда до него плохо доходит. Коллеги снова поворачиваются в мою сторону. — Я… — Господи, хоть бы провалиться сквозь землю! — Потому что мы… мы… Не могу произнести этого вслух. Просто не могу. Да и ни к чему. Потому что лицо Коннора медленно меняет цвет. Словно он хамелеон. — Нет! — стонет он, уставясь на меня как на привидение. И не просто какое-то древнее привидение, а как на страшилу великана, с заунывным воем бряцающего цепями в подземелье. — Нет, — повторяет он. — Не верю. — Коннор, — говорит кто-то, кладя руку ему на плечо, но он резко отстраняется. — Коннор, мне очень жаль, — беспомощно оправдываюсь я. — Да ты шутишь! — восклицает какой-то тип, который, очевидно, соображает еще хуже Коннора. Ему только-только растолковали что почем, и теперь он желает знать подробности. — Давно это у вас? |