Онлайн книга «Побег из СССР»
|
– Но у других другая ситуация. – Сейчас все мы в одинаковой ситуации. – Такой приговор сразу двум сыновьям еще не выносили. Другие потеряют по одному ребенку, а ты обоих, если их не помилуют… – Кто должен помиловать? – Москва. – Шанс есть? – Мы делаем все, что от нас зависит. Но очень часто решения принимаются так, что нас не спрашивают, если бы решал я, то, ты же знаешь… – Знаю, – сказал Важа, несмотря на то что в действительности не знал, что сделал бы этот человек, если бы замена приговора зависела от него, и на какое-то время оба замолчали. Важа не сказал Шеварднадзе правду потому, что пока еще была надежда спасти сыновей. Молчание снова нарушил Шеварднадзе: – На смягчение приговора всем шанс невелик, но я все-таки смогу спасти одного из твоих сыновей. Мы столько лет знакомы, и ты до сих пор ни разу ни о чем меня не просил. – Я и этого не просил. – Поэтому-то я и хочу спасти хотя бы одного из братьев, я уже говорил с Москвой об этом… – Как? – Тому, кто больше заслуживает смягчения приговора, наверное, и заменят… Важа встал на ноги и собрался что-то сказать, но неожиданно у него пересохло в горле, и он не смог вымолвить ни слова. Шеварднадзе решил, что тот хотел поблагодарить Секретаря ЦК и показал рукой, мол, не стоит благодарности. Важа снова попытался что-то сказать, но безрезультатно, и медленно двинулся в сторону двери. Когда он открыл дверь, Секретарь ЦК встал, приблизился к нему и почти шепотом, по-дружески спросил: – Ты кого бы предпочел? Важа почувствовал, что, если Шеварднадзе сейчас скажет ему что-нибудь еще, он может скончаться на месте, и он намеренно громко захлопнул дверь. Хлопнул дверью и ушел. Понятно, зачем это придумали, но автор рассказа остался неизвестен. После вынесения приговора Тину, как заключенную, уже осужденную, должны были перевести в женскую колонию, а остальных – в камеры смертников, располагавшиеся в подземельях древней Ортачальской тюрьмы. Им оставалась всего одна ночь в тюрьме КГБ, и монах попросил того самого охранника, которому тайно подарил Евангелие от Иоанна, выполнить его последнюю просьбу. – Завтра меня уже не увидишь, переводят. – Знаю. – К смертникам. – Знаю. – Расстрела буду ждать. – Знаю. – Последнее желание ведь всем исполняют? – Скажите, я постараюсь. – Знаешь, где сидит Гега? – Знаю. – А Тина? – Ее камеру тоже знаю. – Можешь сделать так, чтобы они увидели друг друга? – Этой ночью? – Это последняя ночь, больше они уже никогда не увидятся. Это и есть моя последняя просьба. – Женский этаж не мой, а без ключей я туда не попаду. – Любовь отпирает все двери… – А когда мы поговорим о той книге, батюшка? – Когда ты откроешь первую дверь любви, после этого. Это здесь же, на верхнем этаже… – Еще много таких дверей меня ждет? – Много, но некоторые открыть будет легче. – Первая дверь всегда самая сложная, ведь так, батюшка? – Давно хочу тебя спросить, как ты попал сюда на работу, и все время забываю. Все время удивляюсь, и все равно забываю… – Об этом, батюшка, я расскажу, когда вернусь. Охранник посмотрел на часы, потом улыбнулся монаху и спокойно, очень спокойно сказал: – Я сейчас прямо и поднимусь, думаю, время подходящее. – Время всегда одинаковое, – сказал монах, скорее самому себе, и перекрестил уходящего охранника. При свете висящей в коридоре лампочки охранник снова посмотрел на часы и ускорил шаг. Он быстро прошел коридор и завернул направо, поднялся по лестнице и с шумом положил на стол перед своим спящим начальником Евангелие от Иоанна. – Что это? – Книга. – Я вижу, что книга. – У заключенного отобрал. – Разве им помогут молитвы? Мой дед был дьяконом, и что? И ничего, он все время молился в церкви, а сейчас во дворе той самой церкви и лежит, в конце нашей деревни… Хоть бы до моего возмужания дожил, а так в городе он всего два раза побывал… – Начальник, я хочу ключи от верхнего общего, надо заключенного ввести, у него желудок расстроен, а нижний засорился, и мастера до утра не будет. – Какого заключенного? – Фамилию не помню, за консервное дело сидит. – Твой заключенный? – Мой. – Чем же таким вы их накормили? – Своими же консервами. Начальник от души расхохотался и вытащил ключи из ящика стола. – Поскорей пусть справит, уже ночь, ты же знаешь, по правилам запрещено. – Но если с ним что-нибудь случится, с нас же и спросят, только хуже получится. – Ты что-то в последнее время очень поумнел, на мое место метишь? Командовать захотел? Теперь уже рассмеялся охранник, но не так сердечно, как его начальник, и пошел дальше. Он прошел в самый конец коридора, потом поднялся на верхний этаж. Свернул влево и стал пересчитывать камеры. Остановился у седьмой камеры слева, вначале оглянулся на полутемный коридор, потом постучал ключом в дверь. Ответа ждать не стал и отпер замок. Гега стоял, и охранник тихо, еле слышно, произнес: – Выходи скорей. – Что случилось? – Меня монах попросил. Гега и охранник быстро прошли коридор и повернули направо. Потом поднялись по лестнице, охрана верхнего этажа удивленно спросила, куда посреди ночи ведут заключенного. – В девятнадцатой его жена, на пять минут, потом поведу обратно. – Ты знаешь, что тебе за это будет? – Если они сейчас не повидаются, то больше уже никогда не увидятся. Его сегодня к расстрелу приговорили, завтра в Губернскую переводят. – Его камера освобождается, вот туда тебя и определят. – Ты мне ключи не давал, я их насильно отобрал. Если потребуют объяснений, так и напиши. Охранник вырвал из рук дежурного по этажу ключи от камер и вместе с Гегой углубился в коридор. Гораздо больше, чем дежурный по этажу, был удивлен Гега, который прошептал охраннику: – А я так ни разу и не пошел к монаху. – Когда? – До ареста, он все время меня ждал… – То-то и оно, – сказал охранник и остановился у девятнадцатой камеры. Осторожно постучал, приоткрыл дверь и впустил Гегу в камеру. |