Книга Большая игра, страница 42 – Борис Сапожников

– Ну не особо разгуляешься на эти-то деньжищи, – быстро пересчитал монеты Корень.

– Вот и правильно, – осадил его вечно недовольный этими самыми «разгулами» Корня и Ломидзе Армас. – Нечего деньги просаживать на кабаки и женщин.

– А для чего тогда вообще драться на арене? – задал риторический вопрос философским тоном Ломидзе, приняв при этом вид совершенно романтический и разрушая обычный свой образ недалекого кавказского человека. – Зачем проливать свою кровь, если не тратить заработанное на вино и женщин?

Мишин отвернулся от них, всем видом стараясь показать, что ничего общего иметь с этой парочкой не желает.

– В этот раз без тебя, командир? – спросил Корень, хотя ответ ему был заранее известен.

Он и не стал дожидаться его, а обернулся к Дорчжи:

– Так что ты решил, парень? Ты с нами или в гостиницу коротать вечер с командиром и Армасом?

Дорчжи глянул на меня, будто прося разрешения, и я посчитал, что сейчас лучший момент, чтобы напомнить, как изменилось его положение.

– Запомни, Дорчжи, – сказал ему я, – ты больше не ученик. Ты человек свободный и имеешь право распоряжаться своей жизнью так, как тебе угодно. Я капитан твоей команды, но это не значит, что ты должен передо мною в чем-то оправдываться или просить разрешения. Теперь твоя жизнь только в твоих руках, понятно?

– Да, – неуверенно произнес Дорчжи и обернулся к Корню с Вахтангом: – Да, я с вами.

– Наш человек, – хлопнул его по спине Князь, и вместе они направились вверх по деревянному настилу прочь с пристани.

– Где встречаемся, командир? – спросил у меня Корень, прежде чем последовать за ними.

– Вон, – махнул рукой я на ближайшее здание, возвышавшееся над пристанью, – в том доходном доме. Думаю, там будет пара нумеров. Я сниму. Ключ оставлю у управляющего, так что не сильно шумите, когда будете возвращаться.

– На выезд с цыганами ты нам денег не дал, – пожал плечами Корень.

– Вы и сами не хуже цыганского табора шорох наводить умеете, – усмехнулся я.

Управляющий домом, оказавшийся к тому же его хозяином, нормально отнесся к моей идее оставить у него ключ для загулявших товарищей.

– Это нынче у нас затишье, – произнес он с какими-то мечтательными нотками в голосе, – а вот придет время ярмарки, тогда всем тесно станет. А у меня бессонница от возраста развилась давно уже, – добавил он, – так что пускай приходят хоть в полночь-заполночь. Главное, чтобы других жильцов не будили.

За это я поручиться не мог, однако уверил хозяина небольшого доходного дома в том, что мои товарищи будут вести себя исключительно тихо. Он не поверил мне, но виду не подал.

– Послушай, Армас, – сказал я Мишину, повернувшись к нему, вставать и даже садиться никакого желания не было, – а что ты делаешь со своей частью выручки за победы? Корень с Вахтангом все, что не прогуливают, держат у меня и на эти деньги покупают какое-нибудь понравившееся им оружие. Думаю, в Бухаре оба обзаведутся какими-нибудь новыми игрушками. Гладкий, царствие ему небесное, отправлял большую часть семье, куда-то в Таврическую губернию. Он мне как-то говорил даже название своего села, но я позабыл. Ему оттуда письма слали постоянно – вся деревня на него молилась буквально. Родственники дома новые справляли, свадьбы играли остальным на зависть, скотину заводили новую – богатели, в общем. Я им отправил всю его долю за Лондиниумские игры и то, что после было. А вот, что ты со своими деньгами делаешь, я ума не приложу. Сколько раз задавался этим вопросом, но ответа на него у меня нет.

– Я с тобой уже почти два года, командир, – усмехнулся в усы Мишин, – а ты только сейчас решил меня об этом спросить.

В тоне его не было ни капли осуждения – только удивление. Я в ответ лишь плечами пожал. А что мне еще оставалось? Он был прав на все сто.

– В банк я деньги кладу, – сказал Мишин. – У меня длительные вклады под небольшой процент в нескольких банках. И в наших, и в заграничных. Когда придет время закончить карьеру, я возьму эти деньги и куплю на них хутор в родных местах. Свиней заведу и кур, женюсь на вдовушке, если Бог даст, еще и детей приживу.

Я был обескуражен его словами. Да что там – у меня просто слов не было. Конечно, Армас человек приземленный, и мечты у него вроде бы самые что ни на есть простые, но какие-то совсем уж стандартные, будто штампованные с одного клише. Свой хутор, свиньи, куры и теплая вдовушка под боком – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

– Послушай, – наконец, произнес я, – но ведь скопленного, даже под низкий процент, уже хватит и на хутор, и на свиней, и на сватовство к достойной женщине, ведь так?

– Но мне все еще интересно драться на арене, – с совершенно серьезным видом ответил Армас, и я так и не понял до конца, подшучивает он надо мной или нет.

С людьми вроде него этого никогда не поймешь до конца, они всегда просто убийственно серьезны.

Ушедшие в загул Корень, Ломидзе и Дорчжи вернулись уже глубоко за полночь. Без цыган, зато с гитарой. Они грохотали по деревянному полу каблуками, а по коридору разливались трели струнных переливов. Наигрывал, конечно, картлиец, вряд ли Дорчжи умел так хорошо, а уж Корень был напрочь лишен музыкального слуха, и если затягивал распевную казацкую песню, то фальшивил настолько самозабвенно, что хотелось прикончить его на месте.

– Не для меня придет весна, – как по заказу запел Корень, отчаянно фальшивя. – Не для меня Днепр разойдется, и сердце радостно забьется в восторге чувств не для меня!

Однако продолжать не стал. Хлопнула дверь снятого мною для них нумера, отрезав все звуки. Успокоенный тем, что загулявшие бойцы вернулись и теперь нормально переночуют, я повернулся на бок, замотался как следует в одеяло – ибо ночью уже было весьма свежо – и заснул.

Все мои крымские сны можно в той или иной мере назвать кошмарами, однако этот был даже среди них чем-то из ряда вон. Я плохо запомнил его – сон разбился на череду мелких эпизодов. Первым оставшимся в памяти была моя последняя встреча с Дереком Лэйрдом. Он сидел верхом на отличном коне рядом с другими британскими офицерами, одетый в красный мундир с белой перевязью.

– Я думал, вы отправились домой сразу после нашего поединка, – заявил я, глядя на него снизу вверх.

Офицеры прибыли для последних переговоров перед атакой на Арабат. Условия они выдвигали те же самые, что и перед атакой Готских рыцарей, соглашаться на них я, конечно же, не собирался.

– Временный патент, будь он неладен, – буркнул Лэйрд, – теперь я обязан отработать весь его срок.

– Надо было внимательней читать контракт, – усмехнулся я, шутливо отдавая ему честь, – особенно когда имеешь дело с англичанами.

– Если вы окончили пикировку, – ледяным тоном бросил капитан Чэдлер, откинувший всю свою показную симпатию по отношению ко мне, – то мы откланяемся и атакуем вас ровно через четверть часа.