Книга Котенок Господа Бога. Рождественские истории (сборник), страница 62 – Людмила Петрушевская

Одевались они тоже очень аккуратно, сами себе вязали кофты и теплые носки, варежки, шарфы и береты. А нитки добывали из старых шерстяных вещей, удивляясь, как много выкидывают некоторые люди на помойку. Короче говоря, их дни были заполнены до отказа. Иногда они что-нибудь находили во время своих прогулок: то кипу старых журналов со всякими полезными советами, выкройками и медицинскими рекомендациями, как что лечить, а то и какой-нибудь почти новый ящик, деревянный и прочный. Сестры очень любили ящики и каждый раз, принеся домой находку, долго вычищали новый ящик и решали, куда его поставить: под стол, на шкаф или на балкон. У них уже было много ящиков и существовал целый план, как из этих ящиков сделать красивые полки для разных вещей в прихожей.

Однако все меняется, и старшая сестра, которой было восемьдесят семь лет, заболела. Врач все не приходил, и младшая сестра, которой было восемьдесят пять лет, сидела у кровати и перебирала в коробке из-под туфель разные старые лекарства, оставшиеся еще от мамы и бабушки и от детей: какие-то безымянные порошки в пакетиках, какие-то мази в облупившихся тюбиках и уже пустые бутылочки и флакончики.

Старшая сестра умирала, это было видно. Она тяжело, хрипло дышала и ничего не могла ответить. Младшая сестра, ее звали Лиза, отчаянно перебирала порошки и мази, надеясь найти что-нибудь против старости, ибо врач на прошлой неделе сказала, что больная умирает от старости и что старость – тоже болезнь. Лиза бестолково рылась в коробке и плакала, а Рита, старшая сестра, дышала все реже и наконец замерла, глядя в окно. Лиза закричала от горя и помазала остатком какой-то мази полуоткрытый рот сестры, потом испугалась, что эта мазь может быть ядовитой, и помазала и свой рот, чтобы уйти вместе в случае чего.

В тот же момент, когда мазь начала таять на губах у Лизы, она как будто бы заснула. Во сне ей виделись какие-то люди в черном, которые падали с потолка и исчезали под полом. Они летели, как снег, их было очень много, но вдруг воздух очистился и Лиза проснулась. На кровати лежала чужая девочка в огромной ночной рубашке Риты и таращила глаза.

– Девочка, – сказала Лиза, – ты что тут улеглась? Тут тебе не место таращить глазки! Тут тебе не шутки! Где моя Рита?

– Девочка, – ответила та девочка тонким и вредным голосом, – ты как здесь оказалась, ты чего здесь делаешь? Где Лиза?

– Какая девочка? – сказала Лиза. – Я тебе не девочка!

И она потянулась, чтобы схватить ту девчонку за руку. И вдруг Лиза увидела, что из ее темного старушечьего рукава высунулась маленькая белая ручка с розовыми ногтями! Чья-то рука высунулась из ее собственного рукава! Лиза страшно испугалась. Она втянула эту чужую руку обратно в свой рукав, рука втянулась. Одежда Лизы как будто опустела, повисла на ней, как чужая.

Бедная Лиза закричала: «Что вы со мной сделали?» А девочка на кровати закричала: «Убирайся немедленно отсюда!» И стала пинать Лизу ногой в Ритином сером шерстяном носке, который Рита сама связала. Старушки ведь на ночь надевают носки. И Лиза в последний раз этой ночью надела шерстяные носки на холодные ноги умирающей Риты.

Лиза онемела от гнева и стащила Ритин носок с этой нахальной девчонки.

Девчонка же вцепилась в носок и заорала:

– Это мой носок!

– Это Риточкин носок, – закричала Лиза, – она сама его вязала, он штопаный, он Ритин!

Девчонка заорала:

– Я его вязала, я штопала, ты что? Я Рита.

– Ты Рита?

– Я-то Рита, а вот ты кто, дрянная девка?

– Я Лиза! – воскликнула Лиза.

Тут они, конечно, подрались, а потом заревели, а потом Лиза сказала:

– Я поняла, я Лиза, а ты Рита! Ты не умерла, Рита?

– Конечно, нет, – сказала Рита. – Вчера ты плакала, а я слышала и знала: напрасно она плачет. Я не умру, я это знала.

Лиза спросила:

– А ты чувствовала, что я мажу тебе рот мазью?

Рита ответила, что, разумеется, чувствовала. И это была самая большая гадость в ее жизни. Во рту горел огонь, потолок начал уходить в пол, посыпались какие-то черные люди.

– Да, да, да! – закричала Лиза. – Я тоже помазала губы себе этой мазью и тоже почувствовала, что это самая большая гадость в моей жизни!

– Где эта мазь? – спросила Рита. – Надо ее сохранить! Ты понимаешь, о чем идет речь?

– Да, – ответила Лиза, – но там ее очень мало оставалось.

– Вот если бы ты ошиблась и намазала бы мне рот погуще, я бы вообще в пеленках валялась, как дура, – сказала Рита. – Хорошо, нам сколько теперь лет?

– Мне, наверно, двенадцать.

– Мне, я чувствую, тринадцать с половиной. Я уже почти взрослая, – сказала Рита.

– А мама с папой как же? – со слезами в голосе спросила Лиза. Она как младшая была самой большой плаксой, и ее больше всех любили родители.

– Ну что мама с папой? – рассудительно ответила Рита как старшая. – Где я тебе опять возьму маму с папой, чтобы они тебя, как всегда, баловали. Мама с папой ты знаешь где. На кладбище уже тридцать пять лет.

Лиза начала плакать о маме и папе. На душе у нее было мрачно и печально, а за окном светило солнышко и летали птицы. Рита стала как старшая прибирать в комнате, а юбку свою подвязала поясом, потому что юбка с нее падала.

Лиза смотрела вся в слезах на Риту и думала, что опять Рита старше, опять она начнет командовать и не давать проходу: руки мой, кровать убирай, за картошкой иди. Маму-папу слушайся. И тут Лиза вспомнила, что мамы и папы нет, и прямо завизжала от горя. Рита подняла с полу коробку с лекарствами и стала искать в ней мазь. Лиза все плакала. Рита не нашла мазь и расстроилась до слез. Они сидели каждая в своем углу и плакали.

– Я не хочу с тобой жить, вредная Рита, – сказала наконец Лиза.

– Я-то, думаешь, хочу? Я тебя все восемьдесят пять лет твоей жизни приучала к порядку и не приучила. Куда ты засунула мазь, ты не знаешь, что это за мазь, ведь мы могли бы быть молодыми, вечно прекрасными, вечно семнадцати лет!

– Ага, тебе-то будет семнадцать, а мне еще пятнадцать, причем вечно, а я не хочу! В пятнадцать лет все тебе делают замечания, в пятнадцать лет, я помню, я все время плакала.

– Но ведь жизнь опять промелькнет как сон, – заметила Рита.

– Все равно мази нет, – сказала Лиза. – Лично я хочу вырасти, выйти замуж, родить детей.

– Охо-хо, – сказала Рита, – все снова-здорово: болезни, роды, стирки, уборки, покупки. Работа. На улице то демонстрации, то митинги, не дай бог опять война, – зачем все это? Все любимые наши давно там, и я бы хотела быть с ними.

– А что бы я без тебя делала, одинокая больная старуха! – снова заплакала бедная Лиза, вытирая маленькой ручкой слезы и сопли своего курносого носа. – Кто бы пожалел бедную старуху, кто бы ее похоронил? – ревела она.

А Рита тем временем все искала и искала волшебную мазь.