Книга Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы, страница 56 – Людмила Петрушевская

Но, поскольку память у этой молодой превосходная, то в голове сидят отрывки из обрывков, каша, цитата на цитате, авторы, названия. Что делать с такой памятью, спрашивается, бедная считчица запоминает все.

А те двое – профессор и профессор – вдруг дико заинтересовываются таким феноменом, что молодая считчица знает, например, наизусть тысячи стихов (зачем только). Феноменальная память со слуха. Раз услышав, запоминает, и зовут это существо Софа.

Ради смеха заставили ее (она долго отнекивалась) прочесть первые строфы «Божественной комедии». От восторга переглядывались.

Профессор Михаил возбудился, глаза его разгорелись: какой редчайший дар! Профессор Гюзель, однако, быстро перевела разговор на книгу, которую ей дали еще в Москве почитать. Михаил да, переключился, пошел с Гюзелькой посмотреть ее книгу, однако к ужину явился переодетый, в галстуке, праздничный, и пригласил Гюзель и считчицу Софочку в бар выпить кофе и что захотим.

Считчица, маленькая пухлая особа с неизвестно каким прошлым, пошла как бы сопротивляясь, хотя пошла, поддалась на уговоры (ей надо было вроде бы звонить домой, а почта открыта до восьми) – но ничего, автоматы работают всю ночь, и я вас провожу и научу как бесплатно долго говорить (это Михаил). И мне надо звонить, я тоже (это Гюзелька). Треугольник!

Пошли в бар, играла музыка прошлого, Михаил был в превосходном состоянии, Гюзель разрумянилась. Старшие всё беседовали о книге, Гюзель рассказывала (какие-то обряды славян, ели ритуально стариков, детей и тэ дэ). Гюзелька говорила без умолку как ненормальная, у считчицы был отрешенный вид. Михаил расплатился за кофе, пирожные и вино, и все трое поднялись как стая галок, вылетели вон и устремились на почту, держа в центре считчицу. Считчица, как ее научил Михаил, набрала номер (Михаил стоял над плечом диктовал способ) и действительно предупредила кого-то, что позвонит и будет говорить не ожидая ответа, бесплатно. А потом перезвонит и спросит, как дошло сообщение, и получит ответ. Причем оба старшие слушали (явно), что говорит, вбирая голову в плечи, считчица. Она сообщала одни пустяки и очень коротко, как доехала, где поселили, погода, море. Голос ее звучал механически, без интонаций, как будто она по привычке считывала текст, не ожидая никакого интереса в партнере. Но потом она опустила монету и сказала: «Это я, говори» – и долго слушала кого-то, они не поняли кого.

Домой шли долго, перекапывал редкий теплый дождик, пахло пылью и тополиными листиками, неурочное время для отпуска, начало мая, самое томительное время.

Оказалось, что Гюзель работает над книгой, Михаил тоже, а считчица взяла горящую путевку за тридцать процентов, никто не шел в отпуск в такое глупое время, земля еще холодная, добавила она почему-то.

Ничего они не узнали о Софочке, она как-то не отвечала на вопросы, отделывалась шутками, и это при ее феноменальной памяти, и тогда эти двое начали буквально галдеть, перебивая друг друга, болтали и болтали.

Был явный треугольник, но неизвестно какого характера. Во всяком случае, Софа была в центре.

– Вы запоминаете все что мы говорим? – вдруг спросила Гюзель.

– Нет, что вы, – отвечала считчица. – Я не запоминаю.

– А почему не запоминаете? – заинтересовалась Гюзель. – Неинтересно?

– Не знаю, – совершенно искренне сказала считчица.

– Да, – откликнулся Михаил, – а я-то запомню этот вечер. На всю жизнь.

– Нет, я нет, – повторила Софа.

– Сама естественность, – вдруг воскликнул Михаил.

– Да! (Это Гюзелька.)

И они опять заболтали друг с другом, вспоминая какие-то фамилии, старые анекдоты из мира науки, смерти, романы, аресты, предательства и ошибки.

– Он перевел, помните, слово «дантист» как «специалист по Данте»! – кричала Гюзель.

– Он сказал, они все тут ходят на симпозиуме такие гордые, потому что дома бегают на четвереньках! – вторил ей Михаил.

– Она сказала, эта пара олицетворяет, к сожалению, советскую науку, жена хромая на правую ногу, он на левую!

Оба были в ударе. Михаил вдруг сообщил, что вычислил, куда похитители спрятали знаменитого итальянского министра, и по этому поводу он уже звонил в Москву.

Гюзель спросила, его найдут?

– Вряд ли, покачал головой Михаил, я передал адрес, но кому передал! Они дальше себя это не пустят, в этом загвоздка.

Софа про себя отметила этот факт, подумав:

он что, медиум?

– Вот загадка так загадка, телефон, – внезапно сказал Михаил неизвестно кому. – Где взять телефон итальянской полиции. И как им сообщить по-итальянски адрес.

И он странно посмотрел искоса на Софу.

– То есть как, – не отставала Гюзель, – как это, вы знаете адрес?

– Адрес да, но его сейчас уже убили, несут в багажник автомобиля и бросят машину на улице.

– Ну допустим, – Гюзель даже засмеялась, – допустим, вы сообщите им адрес.

– Да, – как бы нехотя отвечал Михаил.

– И, —

– И толку что. Я сообщил уже. Они даже не передадут в Италию. А я не знаю телефонов, надо было посмотреть хотя бы телефон «Коррьере».

– Коррьере делла серра, – автоматически откликнулась считчица, впервые самостоятельно вступив в разговор.

– Вот именно. Там должны быть контактные телефоны. Вы говорите по-итальянски, считчик?

Софа ответила:

– Нет еще.

Это прозвучало значительно.

– Гм! – Гюзель даже подавилась от волнения. – А почему?

– Я не знаю грамматики.

– Парла итальяно? – спросил М. торжественно.

Софа ответила довольно тихо:

– Поко-поко.

– Не понимаю, – искренне и восторженно засмеялся Михаил. – Аллегро мо нон троппо и анданте кантабиле, это все. Из музыки.

– А что вы, Софа, сказали? – поинтересовалась Гюзель.

– Да ничего особенного, – ответила Софа после длинной паузы.

– Миша, а вы что-нибудь еще предвидели?

– Кое-что.

– А именно, – настаивала Гюзель.

– Ну что вас интересует? Какая область?

– Ну… к примеру, как будет с моей книгой? Это можно узнать?

– С вашей книгой все будет в порядке, но позже.

– На сколько позже, это важно.

– Лет на… на несколько.

– Лет? – изумилась Гюзель. – Лет? Да она у них в плане на этот год, понимаете? В плане стоит. Они поставили, потому что это сенсация, сказали.

– Ну вот и хорошо, – мирно ответил Михаил. И они опять заболтали о казусах издательского дела. Какие-то патологические балаболки. Тем не менее, дойдя до дома и подступив к лифту, они оба какими-то остановившимися глазами стали смотреть на считчицу. Гюзель деловито, как бы взвешивая в уме варианты использования ее феноменальной памяти, а Михаил (уже) туманно и растроганно.