Книга Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей, страница 199 – Брендон Сандерсон

И те и другие сходились в одном: Приносящие пустоту исчезли. Были ли они выдумками или давным-давно побежденными врагами,­ итог оказался одним и тем же. Шаллан могла поверить, что некоторые люди — и даже некоторые ученые — верили, будто Приносящие пустоту еще не перевелись и исподволь мучили человечество. Но Ясна-скептик? Ясна-безбожница? Неужели в голове у этой женщины все так перепуталось, что она отрицает существование Бога, но допускает существование Его мифических врагов?!

Кто-то постучался в наружную дверь. Шаллан подпрыгнула, рука ее взметнулась к груди. Она поспешно разложила блокноты на столе в прежнем порядке. Потом, взволнованная, понеслась в гос­тиную. «Дурочка, Ясна не стала бы стучать!» — одернула она себя, отпирая и чуть-чуть приоткрывая дверь.

В коридоре стоял Кабзал. Красивый светлоглазый ревнитель держал в руках корзину:

— До меня дошли слухи, что у тебя выходной. — Он потряс корзиной, искушая. — Варенья не желаешь?

Шаллан успокоилась и глянула на открытую спальню Ясны. Ей бы следовало продолжить поиски. Она повернулась к Кабзалу, собираясь ответить отказом, но его взгляд был таким манящим. Эта полуулыбка, этот добродушный вид, эта расслабленная поза...

Если Шаллан отправится с Кабзалом, то, возможно, спросит его о духозаклинателях. Однако основная причина была в другом. Ей действительно нужно расслабиться. В последнее время она была такой напряженной — забила голову философией, каждый свободный момент тратила на попытки заставить духозаклинатель работать. И чего теперь удивляться голосам в голове?

— От варенья не откажусь, — объявила Шаллан.

— Варенье из правденики, — сообщил Кабзал, демонстрируя баночку из зеленого стекла. — Азирское. Тамошние легенды гласят, что тот, кто отведает этих ягод, будет говорить только правду до сле­дующего заката.

Шаллан вскинула бровь. Они сидели в садах Конклава на подуш­ках, брошенных поверх разостланного одеяла, недалеко от того мес­та, где девушка впервые экспериментировала с духозаклинателем.

— Это на самом деле так?

— Едва ли. — Кабзал открыл банку. — Ягоды безобидны. Но вот листья и стебли растения при сжигании выделяют дым, от которого люди пьянеют, и их переполняет беспричинное счастье. Похоже, у жителей тех краев вошло в привычку собирать стебли правденики для костра. А потом они едят ягоды, глядя на огонь, и в итоге ночь получается весьма... интересной.

— Странно, что... — начала Шаллан и прикусила язык.

— Что? — подбодрил Кабзал.

Она вздохнула:

— Странно, что растение не назвали рожденикой, с учетом того, как...

Тут Шаллан покраснела, а Кабзал рассмеялся:

— Хорошая мысль!

— Буреотец! — воскликнула она, еще сильней заливаясь крас­кой. — Я совершенно не умею соблюдать приличия. Дай-ка мне варенья.

Он улыбнулся и протянул ей ломоть хлеба, намазанный зеленым­ вареньем. Тусклоглазый паршун, прихваченный еще в Конклаве, сидел на земле возле стены из сланцекорника, играя роль импровизированной дуэньи. Было так странно находиться в обществе мужчины почти того же возраста, что и сама Шаллан, под присмотром одного лишь паршуна. Она словно вырвалась на волю. Ожила. Или, может быть, все дело в солнечном свете и просторе...

— А еще я совершенно не умею заниматься наукой. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Мне слишком нравится простор.

— Многие из величайших ученых провели жизнь в путешест­виях.

— И на каждого из них приходится сотня тех, кто не вылезал из душных архивов и похоронил себя под книгами.

— По-другому у них бы не получилось. Большинство тех, кто обладает склонностью к науке, предпочитают пыльные архивы и библиотеки. Но не ты. Это делает тебя привлекательной.

Она открыла глаза, улыбнулась ему и откусила большой кусок хлеба с вареньем. Тайленский хлеб был таким пышным — почти как пирожное.

— Итак, — начала девушка, пока Кабзал жевал свой кусок, — теперь, отведав варенья, стал ли ты правдивее, чем раньше?

— Я ревнитель. Мой долг и мое призвание — быть все время правдивым.

— Разумеется, я тоже все время правдива. До такой степени правдива, что иногда с моих губ слетает ложь. Для нее, видишь ли, внутри совсем нет места.

Он от души расхохотался:

— Шаллан Давар! Я не могу себе представить, чтобы такая милая девушка, как ты, солгала хоть единожды.

— Тогда ради твоего душевного здоровья я буду произносить неправду попарно. — Она улыбнулась. — Я чувствую себя ужасно, а эта еда — просто кошмар.

— Ты только что опровергла всю народную мудрость и все мифы, связанные с вареньем из правденики!

— Вот и хорошо. Варенье не должно быть связано с народной мудростью и мифами. Только с миленьким видом, ярким цветом и потрясающим вкусом.

— Как и юные дамы, по-моему.

— Брат Кабзал! — Она опять покраснела. — Ну нельзя же так, это неприлично.

— И все-таки ты улыбнулась.

— Не могу сдержаться. Я ведь милая, яркая, и у меня есть вкус.

— Про яркость ты верно подметила. — Он явно намекал на ее густой румянец. — И про милый вид. А вот что касается того, какая ты на вкус...

— Кабзал! — воскликнула Шаллан с притворным негодованием. Однажды она убедила себя, что его интерес продиктован всего лишь заботой о душе, но верить в это становилось все сложней. Жрец навещал ее по меньшей мере раз в неделю.

Ревнитель тихонько рассмеялся в ответ на ее смущение, но она лишь сильней покраснела.

— Прекрати! — Она вскинула руку, заслоняя глаза. — Мое лицо, вероятно, уже того же цвета, что и волосы! Ты не должен говорить такие вещи, ты же служитель Всемогущего!

— Но ведь я к тому же мужчина.

— Мужчина, который утверждал, будто испытывает ко мне лишь научный интерес.

— Да, научный, — спокойно подтвердил он. — Подразумевающий множество экспериментов и изысканий, выполняемых собственноручно.

— Кабзал!!!

Он от души захохотал и откусил кусок хлеба. Прожевав, до­бавил:

— Светлость, прошу прощения. Ты так мило возмущаешься, что я не могу удержаться.

Шаллан опустила руку, ворча, но в глубине души понимая: ревнитель все это сказал отчасти потому, что она его подтолкнула. Девушка ничего не могла с собой поделать. Никто и никогда не демонстрировал по отношению к ней такой растущий интерес, как Кабзал. Он ей нравился — ей нравилось с ним говорить, слушать его. Это был чудесный способ разнообразить монотонную учебу.

Разумеется, союз между ними невозможен. Если она сумеет защитить свою семью, ей придется заключить политически выгодный брак. Интрижка с ревнителем, который принадлежит королю Харбранта, не принесет пользы никому.