Книга Исполняющий желания, страница 26 – Вадим Панов, Вячеслав Шалыгин

А когда открыл потайное отделение планшета, удивился еще раз, поскольку мой талисман изменился. Прежде кристалл был прозрачным, с легким, едва заметным красноватым отливом, а теперь сделался серым, словно вода в весенней реке, и мрачным, как будто недовольным.

Я взял его в руку, привычно ощутив прилив сил, и неожиданно увидел все вокруг в новом свете. А точнее – в настоящем свете. Увидел, что изба Агафьи не такая уж чистая и уютная, что в ней холодно, мало света и пахнет не так приятно, как мне казалось до сих пор. Но главное, я увидел свое отражение в кристалле.

Увидел и не узнал себя.

Я попытался отыскать зеркало, но не нашел – в избе не было ничего подобного, даже какой-нибудь блестящей вещицы. На столе стоял медный самовар, однако бока его покрывала густая зелень. Я порылся в сумке, извлек бритвенный набор, но зеркальце из него пропало. Посмотреться в лезвие бритвы тоже не удалось, оно почернело, словно вороненая сталь. Осталось заглянуть в кадушку с водой, но она оказалась пуста.

Тогда я вспомнил о часах. Мой любимый золотой «Брегет» не поддался загадочной порче, как прочее имущество, по-прежнему блестел, но отражение в нем было неясным. Мне удалось разглядеть лишь двухнедельную щетину и общие контуры лица, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я сильно исхудал.

Я посмотрел на Камень, и перед внутренним взором промелькнул мой приезд в деревню, встреча с чумными мужиками и хворыми бабами, знакомство с Агафьей… Я увидел, как растаял перед ее чарами, сделавшись ручным зверьком, безвольным и послушным, из которого она день за днем высасывала жизненные силы. И еще увидел настоящую Агафью – некрасивую бабу в грязной одежде, постоянно шепчущую что-то себе под крючковатый нос и парализующую все живое одним лишь своим появлением. Короче говоря – ведьму.

«Меня захватила ведьма!»

Я быстро оделся, обулся и сунул часы с кристаллом в карман. Подпоясавшись ремнем, прицепил портупею, расстегнул кобуру, положил «маузер» на стол и уселся сам. Страх перед ведьмой, сумевшей навести порчу на целую деревню, гнал меня прочь, но самоуверенность сотрудника ГПУ, смешанная с верой, что меня защищает Чинтамани, заставляли довести дело до конца. Дело не для протокола, в отчеты его не впишешь, однако я знал, что обязан очистить деревню от заразы – это мой революционный долг.

Агафья вернулась через час, пошумела в сенях, распахнула дверь, да так и замерла на пороге, вперившись в меня маленькими глазенками.

Я молчал, держа руку на пистолете, и потому ей пришлось начинать разговор самой:

– Знала, что ты один из нас, – заявила женщина скрипучим голосом, напоминающим воронье карканье. – С первой же минуты поняла, что мы дальняя родня.

– Я сирота, – мой голос был твердым, как сталь, я даже сам удивился.

– С нами так часто. – Агафья медленно двинулась к столу. – Подкидывают, чтобы никто не догадался, какой мы крови.

– И какой же?

– Древней. – Ведьма сделала шаг к столу, но остановилась, увидев, что я приподнял «маузер». – Древней крови… колдовской.

– А если без мистики?

– Не получится без мистики, я ведь правду говорю. И ты знаешь, что не вру я, нутром чуешь, кровь тебе подсказывает.

– Никаким колдуном я никогда не был. Я чекист…

– Так ведь не призвание это, – перебила меня Агафья, – просто служба. Родовой дар по крови передается от родителей детям, от колдунов к ведьмам. Вот потому и сказала тебе, что родня мы дальняя. Не веришь, загляни в себя, вспомни жизнь свою. Много странного было? Чего хотел, добивался? А всегда ли через работу беспросветную? Может, от великого желания что-то с неба падало? Или враги самые окаянные вдруг отступали, а то и помирали внезапно, без внятных причин. Бывало такое?

– Бывало, но я думал, что это… не моя заслуга.

Да, я сболтнул лишнего. Но тогда я еще не понимал, что можно говорить, а что нельзя. К тому же я был поражен. Агафья говорила о том, о чем я и сам частенько задумывался и чему не мог найти разумных объяснений.

– Знаю, оберег у тебя могучий есть… – Ведьма недобро прищурилась и снова начала медленно приближаться к столу. – Чужой оберег, не из наших краев. Хотела взять его, да не дался он, укрылся, тебе только служит и помогает…

«Она говорит о Камне!»

– Да только не стал бы он помогать, коли был ты простым челом, а не колдуном.

– Челом?

– Многое узнаешь еще, если верный выбор сделаешь. Целый мир для себя откроешь. Тайный мир, колдовской, могучий.

– Я и в этом мире нормально устроился.

– Надолго ли собаке блин? – Агафья рассмеялась. – Прижмут тебя, милый, к ногтю годика через три, коли оставишь все, как есть. Вижу будущее твое незавидное, и одно тебе спасение: колдовству врожденному сердце открыть.

– Ты меня на что агитируешь?

– Останься, – Агафья подошла к столу вплотную. – Хоть на недельку еще останься.

– Зачем?

– Так все за тем же: не налюбилась я еще с тобой, не чувствую отрады под сердцем.

Агафья кокетливо поиграла бровью, однако теперь ее ужимки смотрелись мерзко, и меня едва не стошнило.

– Уволь. – Я поднялся и многозначительно покачал «маузером». – Служба у меня, милая, возвращаться пора. По-хорошему и тебя надо бы с собой забрать, в каталажку, за дела твои темные, но… дам тебе шанс, Агафья.

– Это какой же?

– Снимешь порчу с деревни – оставляю в покое. Нет – отправлю по этапу. Выбирай.

– Поверил, значит, в родословную свою, – усмехнулась ведьма. – Правильно сделал.

– Сделал так, как считаю нужным. – Разумеется, я был смущен разговором, однако показывать этого Агафье не стал. – Что выбираешь?

– Насчет деревни?

– Да.

– Камень свой подари, тогда и поговорим.

– Вот это видала? – Я показал ведьме кукиш.

– И не только это видала. – Агафья вдруг рассмеялась, будто бы ворона закаркала, и взмахнула рукой, тоже как вороньим крылом.

Я не успел ничего сделать, даже шевельнуться. У меня были способности, но не знания, я не мог противостоять ведьме в бою и должен был умереть.

Но я был Хранителем.

И Чинтамани хранил меня.

Мой заветный кристалл выскользнул из кармана и взмыл под потолок, да там и завис, причем удивился этому не только я, но и Агафья. Она сделала два шага, протянула к камню обе руки, однако завладеть им не смогла – отшатнулась, словно наткнувшись на невидимую стену. Разочарованно взвыла, лихорадочно затряслась, принялась торопливо что-то нашептывать, наверное, заклинания, но Чинтамани стойко держал оборону.

А я стоял, как дурак, немного разочарованный тем, что никому нет до меня дела.

Тем временем кристалл вновь стал прозрачным, почти невидимым, но при этом – сверкающим странными, ослепительно-невидимыми вспышками.