
Онлайн книга «Небеса нашей нежности»
– Слово «изощренный» вряд ли подходит для описания твоего крестового похода против Карвальо. А вершиной твоей «изощренности», полагаю, стала твоя выходка на приеме у губернатора. – Ты ведь и сам смеялся. – Это черный юмор, Вита. Нельзя разыгрывать людей так, словно тебе тринадцать лет. – Как видишь, можно. Но, согласись, это было божественно! Как эти твари не могли найти себе места! Какие у них тогда были лица! – Виктория громко рассмеялась. Воспоминания об этом дне до сих пор ее радовали. Она украдкой забрала со столика карточки с именами Роберто и Мадлен Карвальо и подменила их другими, с вымышленными именами. В конце концов недоразумение прояснилось, но на это потребовалось какое-то время. А Виктория за всем наблюдала. Она смеялась до слез. – Ладно, раз уж мы заговорили о карточках. Нужно срочно обсудить список гостей на свадьбу. – А что тут обсуждать? – удивилась Виктория. – И так все ясно. – Ты забыла, что речь идет о свадьбе нашей дочери, а не о собрании твоих партнеров по бизнесу. – Леон, правда… К старости ты стал сентиментален. – А ты стала холодна и бессердечна. – С каких это пор свадьба связана с делами сердечными? – Ах, meu amor… – Так, вот только не надо говорить со мной о любви. Ана Каролина не любит Энрике. Она просто хочет поскорее выйти замуж, чтобы стать взрослой. И я ее не виню. Других возможностей для женщины стать самостоятельной нет. И я должна сказать, что в этом отношении она сделала прекрасный выбор. Энрике – сущая овечка. Он для нее на все готов. И позволит ей поступать, как ей угодно. – Твое отрицание романтики до сих пор меня шокирует. – А меня поражает твоя сентиментальность. Мы с тобой, знаешь ли, уже не в том возрасте. – Виктория с упреком посмотрела на супруга, с которым прожила почти сорок лет. Она видела его седину, морщины, согбенные плечи, но никогда не воспринимала его как старика. Словно маска легла на родные черты. И Виктория всегда будет видеть его истинный лик, сокрытый этой маской. Видеть мужчину, которым он когда-то был, гордого бунтаря с горящими глазами. То же чувствовал и Леон. Да, его Вита поседела, у нее появились жесткие складки у рта, но она навсегда останется его Sinhazinha , красивой и своевольной дочерью рабовладельца. – Мне нельзя быть сентиментальным, в то время как ты в твоем возрасте позволяешь себе детские розыгрыши? – Это другое. – Ну конечно. – Леон насмешливо улыбнулся. Виктория поджала губы. Это высокомерное выражение лица было ей так знакомо. Но она не поддастся на провокации Леона! Чтобы не ссориться, женщина уставилась на столешницу и смела с нее воображаемую соринку. При этом она посмотрела на свою руку, и настроение у нее окончательно испортилось. Толстые синие вены, коричневые пятна – рука старухи. Когда же это произошло? Старость подкралась незаметно. И почему в душе Виктория столь же молода, как и десятилетия назад? Ужасно, когда внешнее не отражает внутреннее. – Ну что ж. – Женщина перевела взгляд на мужа. – Вернемся к нашему обсуждению. Кого именно ты не хочешь приглашать на свадьбу? Мы можем поговорить об этом. Я готова вычеркнуть из списка десяток гостей. – Например, Гонкальвеса. Ну, директора банка. – Исключено. Я недавно уговорила его на очень выгодный заем… – Ничего не хочу об этом знать. Ладно, пусть приходит. У него хотя бы жена веселая. А что насчет начальника порта? – Я должна его пригласить, Леон, хотя он мне и самой не нравится. Он контролирует всех таможенников, и без его… эм… благосклонности мне придется тратить целое состояние на товары, которые я импортирую. Я ведь могу продавать, например, граммофоны, только если это окупается… Леон опять перебил жену, махнув рукой: – Избавь меня от подробностей твоих сделок. – Эти сделки приносят нам неплохую прибыль, – прошипела Виктория, многозначительно обводя взглядом интерьер комнаты в стиле модерн. Диван из розового дерева работы знаменитого дизайнера Жак-Эмиля Рульманна занимал центральное место, но были тут и элегантные кресла из лакированного черного дерева с кремовой кожаной обивкой, изящный сервант с фурнитурой из коричневой древесины и хрома. На серванте стояла роскошная ваза Лалика, на стенах висели шедевры Брака, Гриса и Боччони. Такую обстановку вполне можно было бы увидеть на выставке авангардного искусства в Париже. – Ну хорошо. Я понял, что у меня нет права голоса при составлении списка приглашенных на свадьбу, – вздохнул Леон. «Вот именно», – подумала Виктория, но вслух не сказала. Пожав плечами, ее муж взял список и просмотрел его вновь. Временами он хмурился или качал головой. – А как же донья Альма? – Что донья Альма? – Ее нет в списке. – Ну конечно. Она слишком стара, чтобы отправляться в такой путь. – Почему бы тебе не предоставить это решение ей? – Потому что она не в себе. – Ты не хочешь приглашать собственную мать? Бабушку невесты? – Леон, ну что ты все время перекручиваешь мои слова! Я хотела бы повидаться с доньей Альмой, ты и сам это знаешь. – Уголки ее губ дрогнули. – Но она, во-первых, страдает помутнением рассудка, а во-вторых, невероятно упряма. Настолько, что может и приехать. Я не могу этого допустить. – Ей восемьдесят лет, и она в отличной форме. Великолепной, если вспомнить, сколько она страдала в жизни. – Португалия пошла ей на пользу. Поэтому-то мы и не должны беспокоить ее нашим приглашением. Ей покажется, что она обязана приехать, а климат в Рио может ее доконать. – Чего ты только и ждешь… – То, что ты говоришь, возмутительно, Леон! – Ах, милая моя Sinhazinha, твои мысли так легко прочесть… – Это тебе только кажется. Все, хватит об этом. Донья Альма – моя мать, и я обязана действовать в ее интересах. Я ее не приглашу. – Как пожелаете, донья Виктория. Ведь я, как и всегда, ваш верный раб. – Леон картинно поклонился и вышел из гостиной. Иногда лучше сдаться, чем доводить дело до скандала с битьем посуды. Сегодня у Леона не было сил сохранять спокойствие, выслушивая злые слова и ловя на лету брошенные в него предметы. Кроме того, сегодня они с женой собирались сходить в cineteatro , на новый фильм с Чарли Чаплином – «Золотая лихорадка». И Леон, и Виктория любили этого актера, а в роли бродяги он был неподражаем. После сеанса они отправятся в кафе на площади Флориано Пейксото, площади, которую многие в городе называли Cinelandia из-за нескольких расположенных здесь кинотеатров. В кафе они выпьют по бокалу вина и с наслаждением обсудят лучшие сцены из фильма. Виктория и Леон разделяли страсть к кинематографу, и совместные вечера в кинотеатре были самыми мирными в их бурной семейной жизни. |