Онлайн книга «Весь апрель никому не верь»
|
По крышке застучали кляксы грязи, горсти земли, комья мокрого дерна. Матвей молчал, безгласный в чужом мире. Стиснутое невыносимой болью тело ворохнулось в агонии, в тех последних сокращениях мышц, что так кощунственно похожи на трепет рождения. Гроб наглухо завалило безвоздушным земляным спудом. Мертвые погребли Матвея. «Я проснулся в жизнь», – удивился он. Резко вздернув голову, Матвей едва не задохнулся, вспотевший и дрожащий. Кондиционер пыхал африканским зноем прямо в лицо. Светляки встречной машины летели в лоб. Прогудел мотор, шершаво вжикнули мимо колеса. Сон отлетал неохотно, не торопясь выпустить глубоко запущенные когти. Все еще дрожа, Матвей приоткрыл окно, подышал темной прохладой. Голова немного прояснилась. – Кошмар приснился? – посочувствовал Робик. – Да так… Разговаривать не хотелось. Сменив его за рулем, Матвей нашел по радио концерт Вивальди из «Времен года». В ушах звучала скрипичная весна восемнадцатого века, в лицо дул весенний ветер двадцать первого, машина двигалась в темпе аллегро. Матвей наслаждался контрастными ночными красками и свежими запахами. Жизнь, черт возьми! И тут, перебивая скрипки, запел телефон. Кто звонит ночью? На дисплее всплыл чужой номер. Осадив машину возле светоотражающих столбиков, Матвей вышел. – Приве-ет! – послышался голос Алисы. – Все еще в командировке? Ты внес меня в игнор, а я тебя жду! Сидим с подругой… вот… звоню с ее «сотика». …Зачем люди придумали этот назойливый вид коммуникации, способный выследить человека всюду, где раскинуты мобильные сети?! Матвей совсем забыл об Алисе. – Я на дороге, и, между прочим, четвертый час ночи. – Нам нужно поговорить. – Приеду, и поговорим. Кто-то там у нее нашептывал, и она громко известила: – Мне сделал предложение очень достойный человек. – Поздравляю. – Это все, что ты можешь сказать? – Счастья тебе. – Я знаю – ты ездил к женщине. Алиса была далеко. Не по расстоянию – в чужом мире. К чему откладывать разговор? Пусть он будет последним. – Да, я ездил не в командировку. В тот день, когда я собирался к тебе, позвонила незнакомая женщина и сообщила, что у меня есть ребенок. До этого я не знал. – О чем не знал? – О ребенке. – И ты его нашел?! – Не совсем его, но… – Матвей отклонил телефон от уха, потому что Алиса завизжала. – Идиот, дубина, тупица!!! – визжала она. – Больной на всю голову! Тебе моя подруга звонила! Мы пошутили! Ты слышишь?! Это была шутка! Шутка! Вспомни число – первое апреля! Матвей остолбенел. Этого не могло быть. Этого никак не могло быть. Он не мог поверить, что Алиса разыграла его, он почему-то был убежден, что женщина – любая женщина, даже из ее склочного мира, даже первого апреля не стала бы ради потехи бросаться столь серьезным обвинением, как отказ от ребенка. – Вы… пошутили? – Да!!! Да, лох отстойный! Ты что, в самом деле нашел свою бывшую?! – Алиса… – А завтра к тебе припрутся сто женщин, которых ты трахал, бабник несчастный, натащат киндеров и скажут, будто они, де-факто, твои! Ухо Матвея налилось горячим свинцом. – Все, не хочу тебя слышать. Что-то разбилось со звоном. Кажется, бокал. Один бокал в наборе когда-то разбил Матвей. Осталось четыре. Еще звон. Три. Два… Он стоял и тупо слушал под аккомпанемент дребезга бокалов Алисины рыдания, не в силах отключить телефон. Матвей всегда слабел, слыша неврастенический женский плач. В такую минуту ему можно было связывать руки веревками, или вить их из него. – Вы – негодяй, Матвей Михайлович, – внезапно прозвучал в трубке торжествующий голос «первоапрельской» незнакомки. – Вы обернули шутку себе на пользу, чтобы сбежать от невесты! В оторопи от всего происходящего Матвей промямлил: – Алиса не была моей невестой. – Так или иначе, вы – негодяй, – со сценическим пафосом произнесла она. – Вы пренебрегли тонкой, высокой натурой. («Дерьмо, быдло, пэтэушник позорный!» – рыдала где-то в глубине тонкая, высокая натура.) Я предупреждала, что с таким ненадежным спутником, как вы, лучше не связываться, и оказалась права. Алиса уже не ваша, можете не надеяться. Театральный триумф Алисиной подруги привел Матвея в чувство. И в чувство того, что он – не более чем персонаж комедийного действа. Поэтому он подхватил в той же велеречивой манере: – Вы весьма обяжете меня, если мы с ней никогда не встретимся. – Прощайте, – гордо сказала она. – Желаю вам всяческих траблов! Трибли-трабли-бумс… Наконец-то живая речь в финале. Но спектакль не завершился на этом напутствии: не успел Матвей открыть дверцу машины, как телефон снова призвал к себе его пылающее ухо. – Неудачник! – Успеха тебе, Алиса. – Чтоб ты сдох, чмо!!! Матвей оставил за ней утешительный прощальный аккорд. Снова свет фар расстелил впереди белые дорожки с фантастическим узором, вышитым из-под лучей текстурой дороги. Ликуя и злясь, Матвей прокручивал в уме события первого апреля и хвалил себя. Отправься он в тот день к Алисе, подруги бы его не разыграли. Страшно подумать, что бы стало тогда с Федорой и девочкой. И с ним – да, и с ним! Обошлось, слава богу, без скандала и утюгов в голову. Матвей не сомневался, что новый дурман страсти очень скоро прольет бальзам на тонкую натуру Алисы. В ячейках сотовой сети хранится море разливанное последних фраз. Хорошая все-таки штука эта вездесущая, безучастная мобильная связь! Проснулась Анюта. Села, сонно потирая глаза, подняла с полу упавшую Пенелопу. Матвей улыбнулся: – С добрым утром. Анюта ткнула пальчиком в окно: – Там еще ночь и звездочки. – Утро вот-вот наступит. Пятый час. Она застенчиво попросила: – Дядя Матвей, остановите машину, пожалуйста. Рядом деревьев не было, и самому Матвею пришлось бежать вниз до кустов. Забираясь на дорогу, он увидел на краю насыпи фигурку девочки. Над ее головой сияли звезды. Она подала руку, и он поразился малости детской ладошки. Прохладные тонкие пальцы мягко сдавили его ладонь. Все сорок пять семенящих шагов, подстроенных к Анютиной ходьбе, пустота в груди заполнялась чем-то легким, нежным, как звездный свет. – Я покурю, а ты посиди в машине, хорошо? – Хорошо… А можно, я на улице немножко постою? – Немножко можно. – А курить вредно? – Вредно. – Зачем вы тогда курите? – Действительно, зачем? – смешался Матвей. – Это, Анюта, сила привычки. |