Онлайн книга «Весь апрель никому не верь»
|
Братья готовили жаркое и резали овощи на салат. Аппетит у Матюши пропал от расстройства. Хотелось спать. Хотелось скорее вырасти и получать хорошую зарплату за необременительный труд. Он опрометчиво спросил, есть ли такой. – Пиши романы, – буркнул папа. – Это сложно? – Легко. Пришел, увидел, написал. – Правда? – не поверил Матюша. – Весь апрель никому не верь, – усмехнулся дядя Костя. Пока папа, чего доброго, не влепил подзатыльник за глупые вопросы, Матюша счел за лучшее удалиться. Прикрыл за собой дверь кухни и замер, услышав дяди-Костино: – Легко, говоришь, писать романы? Сам-то решился бы? – При такой пахоте! Девятый объект сдаем, роман мне только снится. Дядя Костя засмеялся: – Сквозь пахоту? Летят, летят лихие кобылицы и мнут тахту? – Это ты о чем? – Это я о тебе. За последний год ты сменил трех женщин. – Зависть – гнуснейший из грехов. – Сладострастье не лучше. – Тоже мне монах… Обмениваясь репликами, как уколами рапир, братья шаркали шлепанцами между столом и плитой. – Пиши сам, ты же у нас газетчик. – Я фотограф. – Дарю идею – роман в фотографиях. Отвори людям свое бессловесное сердце. – Мерси, боюсь не оправдать надежд. – Тогда традиционно, в словах. – А знаешь, иногда, правда, тянет на мемуары, – признался дядя Костя, помедлив. – Стареешь, брат. – Пожалуй. Что-то такое маячит между репортажами. Уже название придумал: «Бабы в его жизни». – Роман про меня? – Размечтался. Про меня. – Как-то не изящно. – О бабах только высоким штилем? – О бабах высоким не обязательно. О дамах – можно. – А о женщинах? – Промежуточным. – Не спорю с твоим опытом. – Ну да, из твоего-то опыта роман не скроишь. Так, повестушку с парой женских персонажей. – С четырьмя. Причем главный герой – я, не какая-нибудь Оксана. – Ой, не заводи старую песню! – Ты какой у нее по счету? – Говорит – третий. – Ага, «сто» забыла добавить… – Да ладно тебе… – Что ж, прощаю грехи твои, ибо не ведаешь… – Себялюбец. Я у тебя главный. Брат в твоей жизни. – А помнишь у Цветаевой: «Я колдун, а ты мой брат. – Ты меня посадишь в яму!» – Глянь-ка, брат, какой салат – хоть в рекламу! Братья приготовили на стол. – Матиуш, обедать! – позвал папа громко. За едой они говорили о чем-то еще, малоинтересном. Матюша не вслушивался. Его бессловесное сердце трепетало и предчувствовало. Он решил стать писателем. Литературное творчество началось с фельетона, критикующего домашнее руководство за курение и пристрастие к пиву. Руководство обидно высмеяло отсутствие чувства юмора и грамматические ошибки автора. Тогда он написал рассказ «Картошка со шкварками», посвященный разведчикам. Дядя Костя прочел и предложил: – Давай-ка, Матвей, без фантазий на тему семнадцатого мгновения весны. Скоро День Победы, попробуй написать о дедушке. Сможешь – увидишь свою пробу пера на детской странице в субботней газете. Матюша сразу понял, о чем будет новый рассказ, и название придумал с ходу: – «Случай на Эльбе»! Эту историю знала только семья Снегиревых-Ильясовых, а скоро в его пересказе узнали читатели «Вечерки». «Мой дедушка Матвей Михайлович Снегирев воевал на фронте. Когда фашистам пришел конец, наши солдаты встретились на реке Эльбе с союзниками. Это были американцы. Дедушка очень удивился, потому что впервые в жизни увидел негра. Он с ним познакомился. Дедушка знал несколько слов на немецком языке, негр тоже знал. В основном они разговаривали жестами, но хорошо понимали друг друга и гуляли по берегу. На набережной стояли дома. Одно окно было низкое. Негр заглянул в него, приметил красивые часы на стене и забежал в дом. Дедушка пошел за ним и увидел, что негр сорвал часы со стены, а испуганные люди сидят за столом и молчат. Тогда дедушка постарался объяснить союзнику, что так делать нехорошо, даже если ты победитель. Негр сначала не хотел отдавать часы, но потом все-таки отдал. Их повесили на место. Когда негр и дедушка были уже у двери, его остановила старая женщина. Она открыла буфет, достала из ящика серебряную ложку и подарила ее дедушке на память. Он отказывался взять и говорил: «Данке, данке». По-немецки это значит «спасибо». Но женщина все-таки настояла на своем. А потом она подумала и решила поступить по справедливости: подала такую же ложку негру. Ему стало совестно. Он сказал: «Данке» и, наверное, покраснел, но этого не было видно, потому что у негров кожа черная. Они опять пошли по берегу. Дедушка показал на себя пальцем и сказал: «Я коммунист». Негр обрадовался. Он понял, что коммунисты не берут без спросу чужие вещи. Эта немецкая серебряная ложка хранится у нас до сих пор, как память о дедушке. Свое имя я получил в его честь. Скоро я стану пионером, а потом комсомольцем и, может быть, коммунистом, как мой дедушка Матвей Снегирев, солдат и победитель». Дядя Костя исправил ошибки и – о, чудо! – рассказ взяли в газету. Матюша налюбоваться не мог на подпись в листе верстки: «Матвей Снегирев, 9 лет». – Без трех месяцев десять, – скорректировал он, чувствуя, что познал себя в писателях. Вернее, писателя в себе. Матюшу приняли в пионеры. Весь май он купался в лучах славы. Первоклассники ходили смотреть на него группами, учителя хвалили, а вожатый Юра зачитал рассказ перед своим седьмым «б» вместо политинформации. Апогеем же был гонорар – целых четыре рубля пятьдесят восемь копеек! Матюша заработал первые деньги, был вправе сам их прокутить, поэтому в воскресенье уговорил Робика с Элькой сбежать ненадолго в парк. В парке чудно пахло свежей листвой и копчено-перечным дымом шашлычной. Друзья постояли у парапета набережной, обсуждая, спустить заработок в тире (для мировых спасателей, убеждал Робик, меткость – одна из первостатейных необходимостей) или всласть покататься по кругу верхом на лошадях. Река шла спокойно и вольно, не то что весной в ледоход. Вдоль песчаного берега черной взлохмаченной косицей тянулась линия валежника и веток, нанесенных половодьем с верховий. Убывающая вода оставила угольные полоски на каменных опорах моста, – так же папа через каждые полгода помечал рост сына на боковом наличнике двери детской комнаты. Элька вдруг охнула и прижалась к Матюше: к мосту приближались два паренька – белобрысый и пепельноволосый, точно два веселых гуся из детской песенки. Старше друзей года на три, мальчишки походили на своих вечно подпитых отцов, обитателей беспорядочного околотка, скучившегося на берегу за парком: лачуги лепились одна к другой, без намека на электричество и другие блага цивилизации. Стихийное поселение не значилось на городской карте, но было всем известно под устным названием Бомжовка. В выселке жили когда-то зэки, отбывавшие сроки на «химии». Кирпичные руины завода с вредным производством, где они работали, до сих пор мрачно темнели вдалеке. Теперь здесь обосновалась сборная люмпенская «солянка», быстро умножившаяся в обесточенной перестройкой стране. Власти постоянно грозились снести самопальный «Шанхай», но расселить людей было некуда, нянчиться с алкоголиками и тунеядцами никто не хотел, и злокачественная опухоль продолжала разрастаться за белокаменной спиной города. |