Онлайн книга «Бел-горюч камень»
|
В лесу было красиво, сосны припудрились снежком, а на густых елочках снег уже лежал, словно пышные песцовые воротники в витринах универмага. Но ехали недолго, до первых домов дачного поселка и длинного забора. Вывеска над воротами извещала: «Детский дом «Радуга». За ними открылся просторный, обсаженный березами двор. В центре двора друг против друга стояли два бревенчатых барака, замкнутые «в головах» массивным зданием с двумя отдельными входами по бокам и красным флагом над крышей. – Тут живут девочки, тут – мальчики, – показала спутница, – а в общем корпусе, что посередке, находятся спортивный зал, ленинская комната, столовая и остальное. Машина притормозила у левого крыльца общего корпуса. «Медпункт», «Библиотека», «Воспитательская», «Директор Л. В. Скрынникова», – прочла Изочка на дверных табличках в коридоре. Легонько подтолкнув ее к приоткрытой двери директорской, провожатая зашла следом и сказала елейным голоском: – Здравствуйте, Леонарда Владимировна! Сидя за столом, женщина с мужской прической глянула на посетительниц из-под очков и холодно кивнула: – Добрый день. – Доставили вам новенькую. Прошу любить и жаловать – Изольда Готлиб. На стол, по-домашнему покрытый бело-голубой жаккардовой скатертью, легла папка с документами. Хозяйка кабинета вынула Изочкину амбулаторную тетрадь: – Изольда, пройди, пожалуйста, в медпункт и передай тетрадь доктору. Скажешь, что новенькая. Оставь свою сумку здесь. После осмотра вернешься, и мы с тобой побеседуем. Голос у директрисы был низким и шел будто из глубины живота. Изочке почудилась усмешка в том, как было произнесено ее «взрослое» имя. Все, что приказывал врач, осматривая волосы, зубы, уши и прочее, она выполняла беспрекословно и равнодушно, как механический человек. Врач так же равнодушно пролистал записи о прививках. – Здорова, – сказал он Леонарде Владимировне, отведя Изочку обратно. – Анализы брали месяц назад в школе во время плановой медицинской проверки. Думаю, нет необходимости в карантине. Горсоветовской сотрудницы в кабинете уже не было. – Пока врач тебя обследовал, я ознакомилась с твоей характеристикой, – сообщила Леонарда Владимировна. – Классная руководительница пишет, что девочка ты замкнутая, склонная к упрямству, не инициативная и сторонишься общественной работы. Почему? Изочка не поняла, о чем именно из перечисленного Татьяной Константиновной спрашивает директриса. – Почему ты избегаешь школьных поручений? – уточнила Леонарда Владимировна. – Я не люблю их, – помедлив, соврала Изочка. Не могла же она сказать, что дорожила каждым часом времени, проведенным с мамой. А участвовать, например, в концертах, то есть до запрета директора школы петь патриотические песни, она очень даже любила и не отказалась бы от предложения быть октябрятской вожатой, если б мама не болела. – Выходит, ты действительно упряма, – задумчиво произнесла директриса. – Или нет? – Не знаю. – У тебя были хорошие отношения с классом? – Обыкновенные. – Что значит «обыкновенные»? – Обыкновенные – значит… обыкновенные, – смущенно пожала плечом Изочка. – У каждого человека есть любимое занятие. Чем любишь заниматься ты? – Читать книжки. – И все? – Люблю смотреть на ледоход, ходить в лес… любила, с мамой. – Изочка почувствовала, что сейчас расплачется, и замолчала. К счастью, на этом собеседование закончилось. Леонарда Владимировна монументально поднялась. Она оказалась высокая и угловатая, как памятник. – Очень редко, но бывает, что и взрослые люди ошибаются. Надеюсь, Изольда, ты не упряма, не скрытна, обретешь в нашем доме много друзей, и он станет тебе родным. Девчачий корпус был длинным, как в общежитии, только печки помещались здесь не в комнатах, а между ними, и выходили топками в увешанный стендами коридор. Из дверей, хихикая и шушукаясь, высовывались девочки, одетые в одинаковые фланелевые платья. Такое же платье выдали Изочке вместе с новой школьной формой, постельным бельем и трикотажной ночной пижамой. – Вот я вам, хохотушки, – пригрозила красивая и совсем нестрогая на вид воспитательница с «лермонтовским» именем Бэла Юрьевна. Изочка прошла с нею до конца коридора, где они завернули в тесную угловую комнату, белую, как больничная палата. В ней впритык стояли четыре койки с тумбочками и стол. К Изочке обратились три пары любопытных глаз. Бэла Юрьевна указала на койку изголовьем к боковому окну: – Располагайся и ничего не бойся. – Улыбнулась девочкам: – А вы помогите нашей новенькой освоиться, хорошо? Едва воспитательница ушла, девочка с желтыми волосами, заплетенными в «калачики», ткнула пальцем в косицу куклы Аленушки, торчащую из маминой сумки, и воскликнула: – О-ой, а мы-то, малышки, в куклы играемся! Девочки засмеялись. Желтоволосая, словно и не думала потешаться над Изочкой, подала ей руку: – Я – Полина Удверина. А тебя как зовут? – Изочка… Изольда. Полина опять развеселилась: – Ты что – изо льда? Девочки, вот смешно: она изо льда! – Слушайте, у нас появилась Снегурка! – Снегурка-малышка! В куклы играет! Изочка опустила глаза. «Раз-два-три… Меня здесь нет… Не вижу, не слышу…» – Что ты умеешь делать – петь, танцевать, рисовать? Мы уже к Новому году готовимся. – Петь умею. – Ну-ка, спой что-нибудь, – приказала Полина. – Утро туманное, утро седое, – послушно пропела Изочка дрожащим голосом. – А так – слабо́? – прервала ее Полина и, открыв рот баранкой, звонко затянула: – Соловей мо-ой, с-о-оловей, голососисты-ый со-о-оловей! – Здорово, – искренне восхитилась Изочка. Полина гордо вскинула голову: – А ты думала! Я лучше всех здесь пою. – У тебя родственники есть? – спросила Изочку большая плотная девочка, почти взрослая девушка, со светло-русой косой вокруг головы. – Нет. Только дядя Паша и другие соседи. – А дядя Паша тебе родной? – Он тоже сосед… Противная Полина ввернула: – Бывший сосед. С этого дня мы твои соседи, поэтому изволь нас слушаться! – Чего лезете к человеку? – вступилась, заглянув в комнату, старая няня. – И так дитю плохо, а тут еще вы. – Дитю! – сузив глаза, передразнила Полина. – Ей одной плохо? Она у нас одна сирота, да? Няня обняла Изочку мягкими руками: – Не надо гнобить друг дружку, жалеть надо. |