Онлайн книга «Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник)»
|
– Я тут не один, – смущенно кашлянул Ботаник, – я с другом. Он указал куда-то мне за спину. Я обернулась и ахнула. При свете уличного фонаря у тротуара сверкал хромированным корпусом роскошный черный «Кавасаки». – Твой?! – Он старенький, – пробормотал Ботаник, – но зато у него объем 903, а не 400 кубических сантиметров, как у новичков. Я качала головой, не в силах поверить своим глазам. Это не мотоцикл, это мечта! – Моей фирме он обошелся меньше чем в две тысячи долларов, – продолжал оправдываться Ботаник, – сейчас не заметно, но при дневном свете видно, что у него рама поцарапана… И заводится не с первого оборота… Хотя, как говорят специалисты, если мотоцикл не заводится с «одного тычка»… – Се-ре-га, – выдохнула я, – не превращайся опять в ботаника! Оставайся таким же шикарным мотоциклистом и… Я подошла к мотоциклу и погладила его лакированный бок. – И? – И покатай меня на своей чудо-машине! Ботаник улыбнулся и нацепил шлем. Когда мы уселись, он вытянул на себя какую-то штуковину, включил зажигание и ткнул пальцем в кнопку «старт». – Тебе удобно, красотка? – спросил он, перекрикивая шум двигателя. – Лучше не бывает! – Тогда я отвезу тебя в одну забегаловку и накормлю жареной курицей! – Ура! – завопила я и обняла Ботаника за пояс. Я вопила от радости всю дорогу, пока мы летели по Ленинскому проспекту и мимо нас проносились сверкающие вывески магазинов и ресторанов. Это оказалось невероятным счастьем – вырваться из душной квартиры ученых-психопатов и мчаться, подставив лицо ветру, по центру Москвы. – Ты хорошо знаешь Анжелу? – спросила я и откусила кусок жареной курицы. Мы сидели с ним прямо на ступеньках забегаловки. Перед нами по Ленинскому пролетали машины. Огоньки их фар отражались на блестящем капоте Ботаниковой «Кавасаки». – Конечно. Она же моя двоюродная сестра. Мы часто проводили лето на даче у бабушки, матери Генриха Андреевича. Дядя Генрих приезжал по выходным и занимался с нами языками. А после занятия заставлял меня говорить с Анжелкой по-английски. А ее – отвечать мне по-французски. Чтобы мы практиковали одновременно два языка. – Жесткий подход. – Да, но человек он мягкий. А после смерти жены совсем сдал… – А что с ней случилось? – Погибла в автокатастрофе. Ехала в маршрутном такси, водитель выехал на встречную полосу. – Да что ты… Неудивительно, что Анжела такая… строгая. – Она всегда такой была. И знаешь, когда погибла ее мать, только это их обоих и спасло. Потому что дядя на время стал совсем беспомощным. Ей пришлось его сопровождать повсюду, и в библиотеку, и на прогулки. Готовить, вести хозяйство. А она – совсем подросток, наша с тобой ровесница. Правда, плюсы тоже нашлись. Ей пришлось проводить с отцом много времени, и она больше узнала о его профессии. И сама определилась с тем, чем хочет заниматься. – А почему она пошла на кафедру в МГУ, а не в институт, где преподает ее отец? – Он сам отправил. Во-первых, в его институте больше внимания практике уделяется. А он хотел, чтобы Анжела и теорию знала в совершенстве. Так, как ее в МГУ дают. Ботаник достал из пакета упаковку картофельных долек и баночку с соусом и продолжил: – А во-вторых, он же учился с Лилией Леонтьевной на одном курсе. Вроде как доверяет ей обучение своей дочери. – Везет Анжеле, – сказала я со вздохом, – ее выбор совпадает с выбором отца. А мой папа против того, чтобы я рисовала комиксы. Я отпила «Фанты» и снова принялась за курицу. – Зато ты фундаментальное образование получишь, – подтвердил Ботаник, дергая в разные стороны краешек упаковки с картофелем, – МГУ – это МГУ. Он с усилием рванул упаковку, и картофельные дольки рассыпались по ступенькам. М-да, а я уж решила, что Ботаник окончательно изменился! Сразу вспомнила, как в Звенигороде он мешал сахар в кофе сосиской. – Угощайся из моей пачки, – предложила я, – мою они не стали запечатывать. Некоторое время мы молча хрустели жареным картофелем, не забывая окунать его в пачку с соусом, который Ботаник умудрился вскрыть аккуратно. – А к Анжелке тебя Лилия направила? – спросил он неожиданно. – Нет, – я замялась, – не совсем она. Ее коллега. Анна Семеновна Розенталь-Шпигель. – Я ее знаю! Она ведет английский на подготовительных курсах филологического факультета, куда я буду поступать. А почему она сама с тобой не занимается? Все-таки поручать подготовку к поступлению в МГУ пятикурснице, пусть даже такой умной, как Анжелка, это как-то… непрофессионально. Я пожала плечами и принялась со свистом втягивать через трубочку «Фанту». Какие хорошие у них трубочки, толстенькие и плотные. Свисти через них, сколько влезет. Когда я закончила свое супермегаважное занятие и подняла глаза, Ботаник все еще сверлил меня взглядом. – Я не могу тебе сказать, – честно ответила я. – Почему? – Они твои родственники. – И что? – Ты будешь на их стороне. – Их стороне? Ты что-то расследуешь? В таком случае, Гайка, я всегда буду на стороне того, кто ищет преступника, а не кто им является. Я поразмыслила немного. Ботаник хорошо знает эту семейку. Он может помочь. А я хорошо знаю Ботаника. Он не проболтается. Провожая глазами проносившиеся по проспекту автомобили и мотоциклы, я выложила Ботанику всю историю, не забыв даже о Прозрачном. Когда я говорила про Зета, то зябко ежилась, ощущая противный мороз по коже. Хотя вечер был теплый, один из последних перед наступлением октябрьских холодов. Ботаник слушал, помешивая картофельной долькой соус в пачке, и не перебивал. – Значит, она подозреваемая, – подытожил он, когда я закончила. – Может, хочешь спросить, могла ли моя сестра украсть рукопись? Я кивнула, отпивая глоток из его стакана с «Фантой» – то ли от жареной картошки, то ли от длинного рассказа горло пересохло. – Могла. Ради принципа она готова на многое. Как-то, будучи детьми и живя на даче, мы с ней поспорили, можно ли сломать ногу, спрыгнув с крыши, или нет. Чтобы доказать, что нельзя, она залезла на крышу дачного домика и спрыгнула. – Не сломала? – Ушибла, – улыбнулся Ботаник, – так что мы не доспорили. Но вообще, чтобы что-то доказать, она может пойти на самые странные поступки. Не знаешь, она ничего не доказывала Лилии? – Спрошу у Анны Семеновны. – А еще настораживает исчезновение зажигалки. – Может, я ее сама потеряла… |