Книга Всадник с улицы Сент-Урбан, страница 34 – Мордекай Рихлер

— Всем внимание! — опять заговорил радиодиспетчер. — Ждем тех торговцев детьми — они, видимо, будут пересекать границу снова через два часа. Так что на этот раз, ребята, не упустите, поняли?

В полдень иммиграционный контролер вернулся, отпер дверь и изжеванным карандашиком указал на голову Джейка.

— Не вижу шапо, — сказал он.

— Чего не видите?

— Ну, я ведь про ортодоксальных евреев все знаю. Читал про них в журнале «Лайф». Шляпы нет. Так что поедешь небось и после захода, а, малой?

— Вы очень наблюдательны. Уверен, что однажды Эдгар Гувер вас заметит.

Контролер выпустил Джейка из здания и повел через городок к покосившемуся, бурому как товарный вагон щитовому домику у самых путей. Не отрывая глаз от лоснящихся на заду штанов сопровождающего, Джейк поднялся по деревянным ступенькам в контору, где стояли четыре стола и круглая печь в углу, рядом с ней сидел дознаватель. Волосы прилизаны, посередине прямой пробор, мертвые глаза, губ нет вовсе, уголки засаленного ворота рубашки загибаются вверх. Один взгляд, и сердце падает. Джейк сразу понял: все, кранты.

— Имя полностью? — начал вислоплечий дознаватель. — Возраст?

— Двадцать лет.

— Полное имя отца? Место рождения? Религия?

— Еврей.

— Где работаете?

— Сейчас нигде.

— Ум-гм. Состоите ли или состояли ли в прошлом в следующих организациях… Я буду читать медленно. Коммунистическая лига молодежи?

— Да вроде бы нет.

— Общество помощи беженцам Испанской войны? Лига канадских потребителей? Студенческий союз борьбы за мир?

— Я бы хотел сделать заявление.

Дознаватель откинулся в своем вращающемся кресле и стал ждать.

— Один из моих врагов в университете одно время подписывал моим именем всякие петиции левой направленности.

— Его имя?

— Да он в шутку. Он думал, это очень забавно.

— Понятно. Клуб прогрессивной книги?

— Гм, одну минутку. Дайте подумать… Я не уверен. Как вы сказали? Клуб прогрессивной книги?

— Да или нет?

— Да.

Вслед за этим дознаватель зачитал чуть не бесконечный список газет и журналов, спрашивая Джейка, подписывался ли он когда-нибудь на какой-либо из них. Его ответы перепечатали на машинке в пяти экземплярах, после чего Джейка попросили проверить, нет ли несоответствий и опечаток и подписать каждый экземпляр.

— Вот тут написано… религия: «иудей». Я точно помню, я сказал «еврей».

— И что?

— Он новенький, — вмешался иммиграционный контролер. — Я предупреждал!

— Я просто к тому, что вы же не хотите, чтобы я подписывал заведомо ложные измышления.

— Гос-споди-Иисусе, вы что, хотите себе же хуже сделать? О’кей, вот: я зачеркиваю иудей, сверху пишу еврей. Раз страница, два, три… подписывайте каждую, где я это сделал.

— Роджер [119] , — подмигнув, подтвердил Джейк, стараясь ввернуть словцо как бы небрежно и в то же время с шикарным истинно нью-йоркским прононсом.

— А вот это вот брось! Понимаашь ли. Выражаться он тут еще будет! Смотри у меня.

Джейк подписал экземпляры. Потом его водили снимать отпечатки пальцев и возвратили в кабинет.

— Так. Слушание объявляю закрытым, — сказал дознаватель, — а вас — нежелательным в Соединенных Штатах элементом. Ваше ходатайство отклонено. На основании параграфа двести тридцать пять, пункт «це» Закона об иммиграции и национальностях вы в США временно не допускаетесь. Сегодня в полвосьмого вечера отправитесь в Монреаль.

— Но вы мне так и не объяснили почему.

— Разглашать информацию, на основании которой выносится решение об отказе, мы не уполномочены.

Джейка отвели назад в место заточения, и там он обнаружил сокамерника — тощего старика со впалым животом, который как на насесте сидел на краю верхней койки напротив, болтая в воздухе хилыми ножками. Он был в щегольской соломенной шляпе и клетчатой рубашке; широченная, она была ему велика по меньшей мере размера на два. На ногах рваные спортивные тапочки. Огромные глаза на выкате, да еще и выпучены так, будто он пребывает в непрерывном изумлении; над головой занесен посох.

— Стоять! Не двигаться! — приказал он, демонстрируя Джейку посох. — Стой, где стоишь.

— Господи Иисусе! Вы кто?

— А ты будто не знаешь!

Джейк неуверенно сел.

— Я знал, что они кого-нибудь пришлют. Крысу. Крота. Червя. Такого, как ты.

— А вы не могли бы объяснить мне, о чем речь?

— Признавайся! Тебе платит Фейгельбаум? Или ты от Шапиро?

— Да никто мне не платит. И никто меня сюда не подсылал. Посадили вот… А вечером отправят в Монреаль.

— Для того чтобы ты следил за мной? Нечего, нечего! Я тебя раскусил. Дрянь ты поганая. Сунешь руку в карман за оружием, закричу, позову охрану.

— Хотите, подыму руки, а вы меня обыщете.

— Еще чего! Хитрый ты больно. Тут-то я и нарвусь на прием дзюдо. Ты меня как муху прихлопнешь.

— Да зачем же мне убивать вас?

— Так ведь деньги! Пять миллионов!

Джейк присвистнул.

— Тебе разве про них не рассказали?

— Мне не особенно доверяют.

— Они ни перед чем не остановятся, чтобы убрать меня с дороги, сам знаешь. Мое дело как раз сейчас рассматривается Верховным судом на Манхэттене. Согласно реестру, его номер 33451/1951.

— Ну что ж, удачи вам.

— Это деньги отца. Они мои. Я знаю, где Фейгельбаум, и Шапиро я тоже вычислил, осталось только найти Сцукера и Леона Розенблюма.

С этими словами старик, к удивлению Джейка, выпучил глаза, казалось, еще больше. Подумалось: а что — они, пожалуй, у него и впрямь сейчас на лоб выскочат!

— Я бы поделился деньгами со всяким, кто поможет мне их вернуть и посадить преступников за решетку.

— Курить будете?

— Нет уж, ваши — увольте. Спасибочки. Вы что, спятили?

— Уж не думаете ли вы, что мои сигареты отравлены?

— В прошлый раз Фейгельбаум пытался убить меня ультразвуковым лучом. Который парализует и разжижает внутренние органы. Сами-то убивать меня не станут. Хитрые больно! Нет, всё наемников подослать пытаются. И находятся же уроды, мразь человеческая вроде тебя.

Вдруг в железной двери с лязгом отворилась «кормушка», в проем заглянул мужик.