Онлайн книга «Мальчик из будущего»
|
Там, в степях есть свобода всегда долгожданн-а-я. Среди стаи матёрых волков, Где нет слов, человеческих слов, Рос мальчонка. И жизнь та была очень странная. Стая сном и охотой жила, И мальчишку всегда берегла. Был он просто волчонок для них, только слабенький. Молоко у волчицы сосал И забавно, так странно играл, Очень умный, смышлёный такой, хоть и маленький. Вот однажды, где солнце встаёт, Появился большой вертолёт. И как птица над стаей повис, серо-чёрная. А вокруг непроглядная степь, В дальний лес ещё можно успеть, Стая молча рванула к нему, обречённая. Солнце в песок или в зенит, В полдень жара злей. Ведь человек плохо бежит — Волк добегает быстрей. В тишине автомат затрещал… «Мальчик, стой!» – кто-то дико кричал. Стали падать один за другим волки серые. Волки быстро бежать не могли, Человека спасали они, И старались, толкая его, озверелые. У волков, ведь не как у людей, В одиночку спасаться не смей, И мальчонку они одного не оставили. Умирали от огненных ран, А заря опалила курган, Алой кровью омыла песок, чуть разбавила… [5] Когда я, замерев, положил правую руку на струны, в вагоне звенела оглушительная тишина. Я так ушёл в песню, что не следил за окружающими, лишь перестук вагонных колёс слышался в отдалении. Сом сидел у окна, склонив к стене голову, и по его щекам текли слёзы. Он молчал, но другие молчать не стали, как волной пошли вскрики, голоса и просьбы исполнить ещё что-то. Меня хлопали по плечам, теребили за макушку, а я смущённо улыбался, а спазм после песни никак не проходил. Всегда так. – Ещё что-нибудь? – спросил я, когда шум потихоньку стал стихать. – А что хотите? – Ещё про волков что есть? – спросил Сом, причём его голос звучал так, что слышно было хорошо, хотя вроде и не громко спросил. – Есть. «Охота на волков» называется. Одна из моих любимых. Песню написал не я, её написал Владимир Высоцкий. Снова сделал привычный перебор. Тут же наступила тишина, все устроились так, чтобы видеть меня и слышать. Офицеры тоже сидели и внимательно смотрели, приготовившись слушать. Рвусь из сил, и из всех сухожилий, Но сегодня опять, как вчера, Обложили меня, обложили, Гонят весело на номера. Из-за елей хлопочут двустволки, Там охотники прячутся в тень. На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень. Идёт охота на волков, идёт охота! На серых хищников – матёрых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков. Не на равных играют с волками Егеря, но не дрогнет рука! Оградив нам свободу флажками Бьют уверенно, наверняка! Волк не может нарушить традиций, Видно, в детстве, слепые щенки, Мы, волчата, сосали волчицу И всосали: «Нельзя за флажки!» Идёт охота на волков, идёт охота На серых хищников – матёрых и щенков. Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу и пятна красные флажков… Когда я замолчал, то более спокойно осмотрелся. Народ уже более-менее освоился, так что стал требовать ещё песни, тут же слышались заказы. Кому весёлых подавай, алкогольная душа требовала праздника, кому лирических, кому матерных. Последний сразу заткнулся, видимо сообразив, что попросил у пионера спьяну. Все, кто находился в вагоне ресторана, за малым исключением, ехали на юга. Вот я и решил поднять им настроение, подать немного праздника. Сом вон, всё то время, что я пел и даже когда закончил, сидел и смотрел в окно. На недельку, до второго, Я уеду в Комарово Поглядеть отвыкшим глазом На балтийскую волну. И на море буду разом Кораблём и водолазом: Сам себя найду в пучине, Если, часом, затону. На недельку, до второго, Я уеду в Комарово. Сам себя найду в пучине, Если, часом, затону… [6] Песня была воспринята на ура, меня уговорили исполнить её на бис и даже пытались помогать спеть пьяными голосами. Исполнив ещё пару, «Не волнуйся, тётя» и «Гранитный камешек в груди», я сказал, что баста, хватит. Переубедить меня не смогли, но перед уходом Сом снова попросил меня сесть к нему за столик, поговорить, мол, надо. Мне не жалко было задержаться. – Растравил ты мне душу, Макс. Про волков – это ведь как про нас, представил себя на их месте, аж сердце защемило, как с первой песней. Песни Высоцкого я знаю, но эту не слышал, не довелось. Проси что хочешь, всё сделаю. – Да мне ничего не надо. Всё есть. – Насчёт того, что ты знаешь, какое будет твоё будущее, ты прав, это твоё. Не бросай, я хочу, чтобы эти песни на пластинках и по радио звучали. Ты талант, запомни это. Скажи, из какого детдома? Парни время от времени будут забегать к тебе, проверять, всё ли в порядке. Гостинцы подбрасывать, смотреть, чтобы не забижали. Знаю я, какие там порядки. – Меня сложно обидеть, – скупо улыбнулся я. – Первый разряд по боксу, и против старших парней выйти могу. Да что могу, выходил уже пару недель назад. Один в нокауте, другому лицо заново сшивают. – Сурово. – Не люблю, когда мои вещи без спросу берут, особенно гитару. – Да. За такую вещь и прирезать можно, не то что рожи набить. Молодец… Сам в Адлер? – Угу, дикарём хочу на берегу пожить. Комнату снимать накладно, в плане не денег, а вопросов. Ещё сдадут и обратно отправят, а я до конца лета на море планирую пробыть. – Хорошие планы. Держи адрес, мы, если что, там будем отдыхать. Кстати, ты не сказал, из какого детдома. – Энский детдом, – всё же назвал я, изучая каракули на вырванном из блокнота листе бумаги. – Это на Маховой? – Рядом, на соседней улице. Там ещё театр через три здания. – Ага, знаю, где это. – Кстати, – уже собираясь встать, вспомнил я о мучающем меня вопросе, – а почему – Сом? – В молодости усы у меня были роскошные, от них пошло. У самого-то погоняло есть? |