Книга Богатырь, страница 32 – Александр Мазин

– Ты уж реши, племянник, кто он тебе – воин-страж или холоп, – произнес Добрыня. – Если он – свободный воин, то вправе сам решать, за кого сражаться. Если холоп, то ты должен его примерно наказать за своеволие!

– Башку ему отбить, как Богуслав ему десницу отбил! – прорычал Владимир. – С кем я теперь на мечах играть буду?

– А ты Богуславу Серегееву предложи, – заметил Добрыня.

– Не станет он! Серегей сына под мою руку не пустит. Самому нужен!

– Вот! – Добрыня поднял кубок с медом будто булаву. – Слишком много наш князь-воевода силы забрал!

– Так не ты ли сам мне всегда говорил, что мы его роду жизнью и властью обязаны? – прищурился Владимир. – И к истинной Вере он, Серегей, меня привел! А ты хочешь…

– Не хочу! – перебил Добрыня. Пожалуй, он единственный из окружения мог позволить себе оборвать кесаря и великого князя. – Ни ты, ни я и волоса на голове Серегея и родни его не тронем. Так по Правде. Но коли хочет кто власть князь-воеводы Серегея урезать, я не препятствую. А таких в Киеве нынче немного. И Семирад из них – не последний.

– Отдать придется, – возразил Владимир. – Суд поединком Серегей выиграл.

– И что с того? – пожал плечами Добрыня. – Ты ж не обязан его Серегею головой отдавать? Назначь виру высокую, такую, чтоб можно было и Моров отстроить, холопов новых прикупить – и довольно. Семирад не обеднеет, а князь-воевода с тех денег намного богаче не станет.

– Серегей не согласится. Крови потребует.

– А за что? – Склонив голову к плечу, Добрыня хитренько глянул на племянника. – Вот кабы по его наущению Илью-калеку, сына Серегеева, убили, тогда другое дело. Так ведь нет! Он, Илья, сам сказывал, будто Семирад Свардигу калеку убивать не велел. За что ж его казнить теперь? За то, что Свардиг его приказа ослушался?

Владимир усмехнулся:

– Ох и хитер ты, дядька! А с Габдуллой что? За него с кого выкуп брать? Тоже с Семирада?

– А с кого ж еще! Семирад его в единоборцы взял, а по Правде такой боец за себя не отвечает. По вине боярина ты холопа годного лишился. Вот пусть и платит за увечье.

– Как за холопа, что ли, платит? Десять дирхемов за ущерб?

– А это, княже, ты сам решай, во сколько ты Габдуллу ценишь. Был у тебя охранник преданный и умелый, теперь – нет. Сколько такой стоит? Пожалуй, равного ему и на константинопольском рынке не сыщешь…

– Сто гривен серебром! – решил Владимир. – И еще пять – женке Серегеевой дать, чтоб Габдуллу выходила. У нее, считай, мертвые на ноги поднимаются. Муж ее чуть не в куски изрублен был. Что ей какая-то рука да ребер пара?

– …Не только по Христианским Законам, но и по нашей Правде так, – сказал Сергею Ивановичу воевода Претич, которому поручили донести волеизъявление князя.

Сам Владимир срочно отбыл с ближней дружиной на полюдье в направлении Смоленска. Будь дело не настолько личным, Духарев счел бы это добрым знаком. Не зная, но догадываясь, как отнесется князь-воевода к его решению и что на это скажет, Владимир решил уклониться от прямого общения. Пусть пройдет время, оскорбленный князь-воевода подуспокоится. А Претич с Серегеем – друзья и почти что родичи. Вот пусть и поговорят как варяг с варягом.

– И все, что Семирад заплатит, тебе пойдет, – сказал Претич. – Кроме ста гривен за увечье Габдуллы. И еще пять гривен – княгине твоей с большой просьбой полечить бахмичи княжьего.

– По Правде, – согласился Духарев. – Виру я приму. А там поглядим.

Претич усмехнулся. Иного он и не ожидал. Вира – это по Правде. Но вира, она не совсем то же, что верегельд нурманский. Тем более вира князю. Это у князя после получения оной претензий к преступнику нет. А у самого потерпевшего может быть другой взгляд на ситуацию.

С точки зрения авторитета, Духарев мог бы Семирада и простить. Честь его восстановлена. Моров будет отстроен за счет Семирада. Илья жив, а смердов и холопов в княжье-боярских играх исключительно на вес считают. На вес серебра. Однако Семирад слишком богат, чтобы даже выплата гигантской виры вычеркнула боярина из числа киевской элиты. А значит, у Семирада останется возможность гадить, и он ее точно не упустит. Да и не в правилах Духарева спускать тем, кто покусился на его близких.

– Что с полоном делать будешь? – поинтересовался Претич.

– Не решил пока. Может, в Тмуторокань отправлю. Машег им дело найдет.

– Лесовиков в степь? – усомнился Претич.

– Зато не сбегут.

– Продай мне, – предложил воевода. – Я их к нашему, варяжскому, морю увезу. Там тож не забалуют.

– Забирай, – легко согласился Духарев. – Цену сам скажешь. Я с тобой торговаться не буду.

В Морове бунтовщики ему точно не нужны. Сергей Иванович уже прикинул, кто восполнит его людские потери. Есть у него три деревеньки близ Плескова, кривичские. Прежде они были Устаховы, но друг успел передать их Духареву до того, как все движимое и недвижимое Роговолта и его ближников отошло Владимиру. В долгу, понятно, Сергей Иванович не остался, но сейчас эта плесковская собственность ему на фиг не нужна. А народ в деревеньках работящий, а главное – не радимичи, а кривичи, так что с местными точно не сговорятся. И кривичу Кулибе с ними проще будет. Хотя он же хотел Кулибу заменить… Или Кулибу оставить всё же? Нападение на Моров для него – хор-роший урок!

В светлицу ввалился Богуслав. Раскрасневшийся, по маковку шлема в снегу…

Махнул рукой девке:

– Сбитню!

Получил. Напился, выдохнул, обтер усы.

– Ты откуда такой запыхавшийся? – спросил Претич.

– С гона. – Богуслав снял шлем с зимним подшлемником, мотнул пшеничной гривой, с наслаждением почесался.

– Догнали?

– Нет. Метель. А он еще утром ушел.

– Он – кто? – уточнил Духарев.

– Да Семирад.

– Чего-о?! – изумился Претич. – А вира?

– Так он же – хитрая сволочь. – Богуслав скинул на руки холопа шубу с колпаком-капюшоном, позволил смести с себя снег. – Он еще вчера велел поезд собирать, с рассветом и отбыл. Раньше, чем посыл от князя к нему явился.

– Ишь, прозорливец!

– Как же! Князь по нему еще вчера всё решил. А ему, уверен, донес кто-то. Вот он и сорвался. Он жадный, Семирад, как хомяк.

– Так бегай не бегай, а вернется в Киев, всё равно платить! – воскликнул Претич.

– Это если возвращаться! – Богуслав опустился на скамью, вытянул ноги, чтоб холопу было удобней его разувать. – Я, бать, знал, что он смоется. Мне верные люди донесли: искал он покупателя на подворье свое здесь, на Горе. Сразу, как только я Габдулку в снегу повалял, так и бросился искать. Но не думал, что он так быстро управится.

– И кто купил? – спокойно поинтересовался Сергей Иванович.