Онлайн книга «Филин»
|
– Ты не охотник, Герман, ты потребитель. Мне никто не нравится из трех категорий, мне нравится четвертая категория. – Я, что ли? – Герман хлопнул ладонью по колену. – Четвертая категория.., мне нравится рыбак, прикармливающий рыбу изо дня в день, на одном и том же месте. Рыба привыкает к пище, теряет осторожность. Потом рыбак приходит на прикормленное место, забрасывает удочки, и за какой-нибудь час у него полное ведро. Он знает, когда будет ловить, знает, какая рыба клюнет. Не рыба диктует ему условия, а он диктует их ей. То же самое происходит и между людьми. Кто-то считает, что лучший способ заставить человека подчиниться своей воле – выкручивать руки, сулить деньги, брать в заложники жену, детей. Но для этого большого ума не надо. Лучше, а главное, чище или, как говорят, суше – протоптать тропинку, и человек сам выберет ее. Зачем идти по траве, мочить дорогие ботинки? Человек думает: раз тропинка есть, значит, она куда-нибудь выведет. А в конце тропинки – обрыв, свалится, шею сломает. И вроде бы никто ни при чем, не на кого пенять, твой враг сам сделал свой выбор, сам поскакал по тропинке, сам в яму свалился. – Ничего не понял. Ты это о ком? – Обо всех сразу, Герман. – Обо мне тоже? – О тебе и о себе. – Тогда прощаю. – Законы общего бытия. – У меня такое впечатление, Сергей, что ты учился на философском. – Это не философия, Герман, это логика и психология. – Ты переоцениваешь себя! – отмахнулся от приятеля Богатырев и пошел в ванную мыть вспотевшее лицо. – Психология, логика, – бурчал он. – Обыкновенное прохиндейство! Обмануть человека может и неграмотный цыган. Любят люди вроде Сереброва все непонятными словами обзывать, а на самом деле они шарлатаны и обманщики, причем такие, что клеймо негде ставить. Серебров докурил до половины сигарету, выпил кофе. – Что мне делать? – спросил Герман. – Ты готов выполнить любое мое поручение? – Если ты скажешь, Сергей, убить кого-нибудь, повесить, отрубить голову, то я сегодня не готов. – Тогда отдыхай. Возьми на полке деньги. – Не вижу. – Томик Ницше возьми. – На какой странице деньги лежат? – спросил Герман. – Между седьмой и восьмой, – ответил Серебров. Богатырев схватил томик, развернул. Действительно, пятьсот долларов, новеньких, аккуратненьких поджидали его. Богатырев захлопнул книгу. – Зря ты это сделал. – Что именно? – насторожился Герман. – Книжку не прочел. Там мысль специально для тебя – на седьмой странице. Деньги – лишь закладка. Мысль, между прочим, дельная и стоит больше, чем пятьсот баксов. – Я потом ее прочту. А дальше, Сергей, там больше мыслей нет? – Ты хотел сказать – закладок? – Как сказал, так сказал. – Я сам ее до седьмой страницы дочитал. – Ты прочти ее дальше и закладку оставь. Хоть на каждой странице. Серебров кивнул и улыбнулся: – Великие знания – великая печаль, Герман. – В этой книжке вычитал? – Нет, в другой, Библия называется. – Из Корана чего-нибудь можешь задвинуть? – Я на мусульманина похож, на басурмана? – Прости, не похож. – Пошел вон, – шутливо обронил Серебров, направляясь в ванную. – Кстати, Герман, как ты думаешь, где сейчас генерал Кабанов? – Во время боевых действий генералы находятся в штабе, он у себя, в районном доме ветеранов. – Молодец, Герман, четко сориентировал меня. Но насчет твоего отдыха я пошутил. Тебе придется посуетиться и поработать для меня шофером. Часть денег из книги пойдет в дело. * * * Предвыборный штаб генерала располагался в районном доме ветеранов войны. Место довольно тихое, а главное, ухоженное. Дом практически сохранился в нетронутом виде, таким, каким его задумал архитектор в начале пятидесятых годов. Богатая лепнина, в которой перемежались рога изобилия, полные винограда, яблок и прочих фруктов, со штангенциркулями, гаечными ключами, глобусами, с фигурами рабочих в комбинезонах и доярок с коровами. Над входом нависал огромный портик, украшенный гербом Советского Союза и обрамленный кучей знамен. Какие именно это знамена, понять было уже трудно. Дом красили, как минимум, раз десять, и краска, наносившаяся прямо на столичную пыль, надежно спрятала серпы с молотами и начальные строки лозунгов, призывающих продолжать дело Ленина-Сталина. Дом располагался в небольшом переулке. Местные жители настолько привыкли к его фасаду, что не замечали, что именно изображено на рельефах. Кабинет кандидата в депутаты генерала Кабанова тоже не претерпел изменений с пятидесятых годов. Деревянные панели, гипсовая лепнина, выкрашенная бронзовой краской, люстра с чудом сохранившимися матовыми плафонами. На добротном столе, покрытом изъеденном молью зеленом сукне, стоял огромный черный аппарат, служивший одновременно и телефоном, и селектором. Когда-то он, наверное, украшал стол крупного министерского чиновника, теперь же нажатием клавиши можно было вызвать одного-единственного человека – секретаршу, сидевшую в общей комнате. – Вы подыскали студентов? – строго поинтересовался Кабанов у секретарши, когда появился в штабе. – Да, ребята обещали прийти. Но они не совсем студенты, сейчас лето и кого-нибудь в общежитиях найти трудно. – До встречи с избирателями у меня час времени. – Они должны появиться с минуты на минуту. Кабанов зашел в кабинет и тут же ощутил себя важным человеком. Одна беда, генерал плохо представлял, кем ему потом придется командовать. Единственной новомодной вещью во всем кабинете было кресло, новенькое, кожаное, на колесиках, с гнутыми деревянными подлокотниками. Кабанов устроился в нем и подумал: «Раньше мне казалось, что к шестидесяти годам жизнь моя кончится, а теперь вижу – она только начинается». Щелкнул динамик в аппарате: – Григорий Викторович? – Да, слушаю, – важно ответил Кабанов. – Ребята пришли, – голос секретарши дрогнул, но генерал не сообразил, в чем кроется причина замешательства. – Просите их ко мне. – Да, – с замиранием в горле произнесла секретарша, и дверь в кабинет Кабанова отворилась. На ковровую дорожку ступили пятеро молодых людей, людей в общечеловеческом смысле слова, но сам генерал подобных субъектов людьми называл с большим допущением, – три парня и две девчонки. |