Онлайн книга «В объятиях убийцы»
|
– Значит, Максим думал, что он зарежет тебя, а потом выбросит того из окна. Люди видели, что ты ушла с «пингвином», все будет шито-крыто. Убийства никак друг с другом не связаны, милиция копала бы и копала, тут Алик еще кстати подвернулся, могли и на него что-нибудь повесить. А он, Максим, официально вообще в отпуске, в Красном море купается, к нему вообще никаких претензий. Вернулся бы через две недели – знать ничего не знаю! А что ты сестре якобы про него рассказывала, так, может, ты все придумала. Вместе вас никто не видел. – Все правильно говоришь. А только не вышло у него меня зарезать, но того беднягу он все равно выбросил, чтобы время выиграть. Пока все к трупу кинулись, он спокойно ретировался. – И как ты думаешь, Маринка, где он сейчас? – Наверное, уже умотал за границу, – ответила я довольно неуверенно, – у него денег нахапано ужас сколько. – Вот тебе и депутат! Экология – это сейчас главное! – передразнила Надежда. – Ну что, Маринка, плюнуть и забыть! – Да нет, тетя Надя, как-то мне не по себе. Я все вспоминаю наш разговор там, на маскараде, – ведь он совсем ненормальный был. Такой, казалось бы, осторожный, все рассчитал, и вдруг мне сам признался во всех убийствах. Зачем? – Думал, что сейчас все равно тебя убьет, а поговорить хотелось, душу раскрыть. И вот теперь ты живая для него очень опасна. – Да все равно мне милиция не верит. Там эта Громова… – Громова? – Тетя Надя прямо подскочила на стуле. – Громова Анна Николаевна? – Ну да, следователь. А ты что, ее знаешь? – Ой, ну надо же, старая знакомая. Я-то ее очень хорошо знаю, только она меня не помнит. Да мы с Сашей, можно сказать, из-за нее и познакомились. – Ну расскажи, тетя Надя! – Да что рассказывать? Дело это долгое. Лет шесть тому назад в институте у нас девушка одна работала, тоже Мариной звали. После праздников седьмого ноября (сейчас уже про них и забыли) приходим мы на работу, а нам говорят, что Марину нашли в одном доме заброшенном выбросившейся из окна с седьмого этажа. А Саша у нас тогда работал начальником сектора и как раз перед праздником Марину эту сильно отругал, за дело, правда. Вот Громова и прицепилась к нему – мол, довел девушку до самоубийства. Стал он со мной советоваться, как быть, так мы и подружились. – А с Мариной-то с этой потом что выяснилось? – Там такое оказалось сложное дело, что если рассказывать – никакого времени не хватит, потом уж как-нибудь устроим вечер воспоминаний. Сейчас нам надо с тобой разобраться. Значит, говоришь, костюм пингвина Ольга Головко взяла? Очень интересно. Послушай, Маринка, – задумчиво проговорила тетя Надя, – а ведь костюмов-то два было. Ведь у Максима не было времени костюм снимать и на того человека надевать. – Точно! И где же он второй такой же костюм взял? – А вот это мы и выясним завтра. Может быть, отыщутся какие-нибудь доказательства его причастности, утрем Громовой нос. Ох, не люблю я ее, за Сашу никогда не прощу! – Да ты, наоборот, ей благодарна должна быть: если бы не она, ты бы замуж за Сан Саныча не вышла. – Ты думаешь? Может, и верно, а все равно я ее не люблю! Раздалось два коротких звонка в дверь. – Это Саша, только ему ни слова про наши дела. Завтра созвонимся. Вошел Сан Саныч, поздоровался, потянул носом воздух. – Курили? – Это Маринка, – не моргнув глазом соврала тетя Надя, – она нервничает. – А где Бейсик? Травите кота дымом? – Бейсик, как и ты, поборник здорового образа жизни, поэтому он спокойно спит на диване в комнате. Сан Саныч побежал нежничать со своим ненаглядным котом, а мы с Надеждой тихонько распрощались в коридоре. Алик встретил меня ужасно взволнованный. – Ты где была? – В морге, дорогой, на опознании. – Что, целый день там провела? Я звоню – тебя нет, потом пришел, ужин вот приготовил. В его голосе явно слышалось недовольство мужа, который пришел усталый с работы, а дома – ни жены, ни еды. – Извини, дорогой, что-то мне после морга есть не хочется. Я не собиралась говорить ему, что поела и напилась кофе у тети Нади. Я зашла в ванную, пустила воду и задумалась, что же, собственно, мне теперь делать. Первое: что говорить завтра Громовой? Второе: как вести себя с Аликом? Третье: возвращаться ли на работу? И наконец, последнее и самое важное – увериться, что Максим теперь уже далеко и больше мне не угрожает, или вздрагивать от каждого шороха, шарахаться от каждой тени и в конце концов кончить свои дни в психушке под присмотром доброго доктора Крылова? А что, тетя Надя составит протекцию. – Маринка, – это Алик стучал в ванную, – что случилось? Оказалось, я уже сорок минут нахожусь в ванной и не произношу ни звука. – Как у тебя дела, Алик, как с работой? – Все в порядке, завтра надо к десяти. – А мне завтра к десяти к Громовой, а потом с операми еще дела. – Слушай, не заговаривай мне зубы, зачем ты ходила в морг? – Не ходила, а меня возили на машине. – Ну и что ты там делала? – Опознавала это, то, что там лежит уже две недели. И можешь себе представить, что это не он. Надо отдать Алику должное: он сразу ухватил суть, ведь он был тогда со мной и видел, как вел себя несчастный «пингвин» перед тем, как выпал из окна. Но я попросила его не вести разговоры на эту тему, иначе я не смогу заснуть. Опять мы легли спать как супруги, которые недавно справили золотую свадьбу. Мне снился сон. Я нахожусь совсем одна в каком-то большом темном помещении. Мне надо выйти оттуда, но я не знаю, где выход. – Кто-нибудь есть здесь? – вопрошаю я. – Я здесь, иди сюда, – отвечает тихий, очень знакомый голос. Я делаю шаг на голос, опять спрашиваю: – Кто ты? Я не вижу тебя! – Открой глаза, – отвечает голос, – я здесь, совсем близко. Я ощущаю под ногами какие-то ступени и начинаю по ним подниматься, чувствуя, что глаза мои широко раскрыты, но я ничего не вижу. – Скажи мне, кто ты, – умоляю я, – и я увижу тебя. – Еще немного, – отвечает голос, – уже совсем рядом. Ступени кончаются. По-прежнему в какой-то серой мгле я двигаюсь на ощупь, наконец мгла рассеивается, и я вижу себя наверху, а подо мной расстилается темная бездна. Прямо передо мной лежит узкая доска, перекинутая через провал. Там, на той стороне, свет и какой-то человек сидит на корточках у обрыва. – Иди сюда, – говорит голос, – я тебя жду. |