Книга Детонация, страница 47 – Василиса Раса

— Прости меня, — прошептал беззвучно.

Его собственный старший кузен появился на свет от такой же вот связи. Родной старший дядя, теперь он старик, уважаемый и самый именитый в уезде, прогрессивных взглядов либерал, почти реформатор, кто первым заговорил о необходимости вольной для душ в крепости в их губернии. Но не остановился на этом, он пошёл дальше. Семья тогда содрогнулась, когда он просто признал своего незаконного отпрыска, сына невольной, Настеньки. Фамилию, правда, не передал. Сынок вырос вздорным, с кислым, неудобным норовом. Любил стенать о судьбы своей несправедливости и её же несчастии и похождениями гремел на всю Срединную землю. Женили его потом на дочери какого-то тканого купца. Весьма, кстати, удачно. Тогда и чудачить он перестал. А вот порицать батюшку не оставил.

Дядюшка, кстати, фамильным «наследством» нисколечко обременён не был, а слыть прогрессивным и правильным ему попросту было удобно на общей волне попустительств и новых вольностей. Скандальное последствие его приключений, заботливо разрешившееся, играло популярности его на руку, и вскоре почтенный родственник уехал в губернский центр предводителем местного дворянства и насадителем императорских реформ и распоряжений.

Алекс же, как и всякий младший Сневерг, несший груз, каждую минуту своей жизни вынужден был выбирать и выбирать должен был правильно. Вот как сейчас. В том, что никто не достоин так, как Сашенька, он не сомневался. Чувствовал это всем собой, ощущал кожей, точно знал, что правильным должно сложиться именно это, и никак иначе.

Проще говоря, внутри у него растерянно стенало и возмущённо противилось, если он только пытался представить, что женщиной, дающей жизнь его собственной ветви рода, будет не Саша. И он согласился безропотно, с радостью принял это своё знание как несомненную данность.

Горько кололо от того, что впереди, и знал, что не сможет впрок надержаться, насытиться, налюбиться, и так же уверенно знал, что любить уже будет всегда и ничто во всей безграничности никогда этого не исправит.

Но тут уж он поделать ничего бы не смог. Да и не захотел бы.

Он, безусловно, терзался, стоит ли предупредить или всё же оставить в неведении? И не лишать её глаза такой важной ему чистой улыбки.

— Как же тяжело. Как мучительно… — шевелил над её макушкою одними губами.

И Алекс не знал, как перенести эту выматывающую, требующую крика боль. Боль его маленькой женщины.

— Слышишь? — встревожилась негромко. И вдруг уже живее: — Алекс, ты слышишь? — Саша заметалась глазами.

— Что? — Он улыбнулся её птичьему беспокойству. И огляделся с нею вместе кругом.

Лесная привычная тишина. Размеренный стрекот, шорох, тонкий скрип. Слышно, как ветер перебирает Сашины нежные пряди. Мельтешит по еловым лапищам белка. Зяблик сел на таволгу рядом.

— Что там? — повторил шёпотом, прижимая глупышку к груди.

— Голос, — маленькая женщина была растерянной и изумлённой. — Тот самый. Он… зовёт нас? — в расширившихся глазах плескалось недоумение и почти ужас.

— И что же? — засмеялся тихонько. — Идём?

— Это… страшно?

— Раз зовёт, значит, нужно. — Александр был уверенно спокоен. Его довольное умиротворение отозвалось в ней, и Сашенька расслабленно обмякла.

— Может быть, кому-то нужна помощь? — наморщилась робко.

— Вот и надобно узнать. — Алекс увлекал её к вершине холма. — Тут весь парк будет как на Аннушкином подносе, — шагал медленно и размашисто верх, весело потягивая спутницу за руку следом. — Смотри же, не забиралась ещё сюда? — и уточнил немного ревниво: — Без меня?

Сашенька обернулась и охнула. Замок, будто огромный белый корабль, плыл в пёстрой чаше осеннего смешанного леса. Холм стекал вниз скошенной лужайкой со стыдящимися голых проплешин шарами кустов, стремился к широким парковым террасам с лестницами и упирался в искрящийся на почти белом солнце фонтан.

Белый замок с белым солнцем над ним…

— Эй, — тихонько позвал её Алекс. И крикнул уже громче вверх: — Эхей! — Эхо прокатилось коротко и замерло, будто уткнувшись в вязкую стену.

И они оба одновременно вздрогнули, когда в небе над замком внезапно возникла гигантская, почти чёрная фигура, сотканная словно из тучевых перьев, неторопливо вознесшая десницу с мечом, и обрушила её точно на центральную башню. Серый след от чудовищного оружия потёк по стене к основанию, расползаясь мелкими трещинами и тут же исчезая. И в следующее мгновение небо засияло нестерпимым светом, вытесняющим тьму прочь. Над замком полыхнуло синим, весь комплекс накрыло сверкающим куполом, и две огромные фигуры сошлись в небе точно над ним, ударяя друг в друга призрачной мощью.

Одно серое щупальце оторвалось, ринулось к холму, уплотняясь, превращаясь в гигантский то ли топор, то ли молот, и, прежде чем он смог бы ударить, навстречу ему, истошно вопя, вылетело чёрное существо. Подпрыгнуло, извиваясь, выбросило вверх широкий столп искр, и всё вдруг исчезло.

Пространство сначала грохнуло воздушной волной, а потом его заволокло бесцветной и совершенно непроницаемой взвесью, уничтожившей обзор.

Сашенька сдавленно всхлипнула, Алекс подхватил её, пошатнувшуюся, и опустил осторожно на редкую осеннюю траву.

— Ты видел? — шептала ему и смотрела, будто сама различать мир была уже не в силах. — Ты тоже видел, Алекс?

— Я видел, — откликнулся сумрачно. — Нам нельзя больше ждать ни мгновения. Обещай мне…

— Саша… — в ужасе выдохнула она, растерянно мечась загнанным взглядом. — Саша! — У неё задрожал подбородок, вырвался мучительный, безысходный стон, и она прикрыла почти кричащие, трясущиеся губы ладонью.

— Просто скажи мне, что это, отец?

— Мы так мало знаем. Александр… — старый Сневерг смотрел в пространство перед собой растерянно и отстранённо. — Уезжайте. Сегодня. Увози Сашу. Пришлёшь мне весточку через кривого трактирщика в уезде. Я найду. — И чудовищно бледное лицо его болезненно скривилось. Граф поднял на сына наполненный нестерпимою мукой взгляд. Через мгновение они одновременно шагнули навстречу, вбивая в грудь друг друга последнее объятие.

— Прощай, отец, — коротко сжал стариковские плечи.

— Удачи, Алекс. — Ноздри старика дрогнули, а рот превратился в тугую, ровную черту. — Не теряй времени. — Сневерг коротко кивнул и подтолкнул сына к выходу.

Они бежали. Позорно, предательски, как убегает почуявший скорое разорение управляющий, прихватив столько, сколько влезет в карманы. Или как каптёрщики из арьергарда, увидев, что противник сминает ряды. Бежал и он… Нет, не бежал. Спасал. Свой свет. Своё всё.

Если бы остался с отцом, дар не исчез бы. Он перешёл бы к кому-то другому из рода. Не сразу. Через поколение или два, выбрал бы достойнейшую линию и возродился. Случалось же такое однажды. Лет триста назад.

Мог ведь и остаться, попробовать хоть что-то сделать… Не мог.