Онлайн книга «Любовь и свобода»
— Можно просверлить. Мне просверлили. Совсем не больно. И потом сразу же легче. — Хорошо, — сказал Лимон. — Сразу, как вернёмся. У нас тут и бинта-то нет… — Есть, — сказала Иллу. И потянула из-под сиденья зелёную брезентовую сумку со знаком Чаши Мира. Подошли Порох с Костылём. — Поехали, а? — сказал Порох. Лицо у него было цвета теста. — Две минуты, — сказала Илли. — А то Джедо скоро совсем ходить не сможет. Она открыла сумку, достала пенал со шприцами, вынула иглу. — Э-э… — сказал Лимон. — Ты же ногти стрижёшь? И без наркоза? — Понял, — сказал Лимон. — Просто почему-то страшно. Он обхватил руками колено и изо всех сил замер. Илли обмазала ему половину ступни йодом, потом взяла иглу двумя пальцами и стала аккуратно сверлить ноготь примерно посередине. Это был не больно, но очень противно. Потом из-под кончика иглы брызнула струйка тёмно-малиновой крови. Илли убрала иглу, смочила марлевую салфетку чем-то лиловым из бутылочки, разорвала пергаментную обёртку бинта и не очень быстро, но аккуратно прибинтовала салфетку к пальцам. Почти сразу же на бинте расплылось кровавое пятнышко. — Легче? — спросила Илли. Лимон потрогал ступню. — Легче, — сказал он удивлённо. — Вот теперь можно ехать, — сказала она. Операция заняла минут пять. Эта маленькая задержка их спасла. Первым идущие по шоссе машины заметил Костыль. — О! — закричал он, показывая рукой. — Наши! Наши! Эй!!! — он сорвал с себя берет и замахал им. — Гони, Порох, гони, не успеем!.. Порох быстро взглянул на Лимона. А Лимон… — Всё равно не успеем, — сказал он. — У тебя ракетница! Пускай ракету! — бушевал наверху Костыль. — Тормози, — сказал Лимон. — Илли, дай бинокль. Он сам не знал, что его смутило. Ну, идут три грузовика из города… Высокие борта. В городе и у пограничников были или с обычными бортами, или закрытые фургоны. А эти — как для перевозки сена… Он приник к окулярам и долго не мог поймать машины в поле зрения. Слишком большое увеличение… Потом они появились — почти вплотную. Первый и второй были по самый верх бортов завалены какими-то ящиками, коробками, тюками. В третьем сидели вооружённые люди. Человек семь. В штатском. Деревенские. — Деревенские… — сказал он вслух. — Не понимаю. — Да хоть кто! — возмущённо закричал Костыль. — Лимон прав, — сказал Порох. — Что-то тут не так. Пусть проедут. Ну-ка, сядьте там за кабиной. И ты, командир — давай вниз. И, подавая пример, сам улёгся на сиденье. — Ну, вы вообще… — проворчал Костыль, но всё-таки лёг. Лимон сполз по сиденью, упершись коленями в панель радиоприёмника — так, чтобы чужие машины кое-как виднелись поверх капота, но зато с той стороны их грузовичок будет казаться пустым. Прошло с полминуты; машины, кажется, миновали поворот к башне и теперь удалялись… …с добычей, подумал Лимон. А это значит… Нельзя сказать, что его застывший ужас стал сильнее. Нет. Но теперь Лимон не просто опасался, не просто догадывался, а почти знал наверняка: произошло самое страшное. И оставалось одно: не верить в это до самого конца. Колонна уже скрылась за пологим склоном, а он всё не решался сказать Пороху: поехали. И сам Порох сидел какой-то пришибленный, вялый, безвольный, серый лицом… — Что с тобой? — спросил Лимон. — Плохо, — сказал Порох. — Тошнит… — он открыл свою дверь, свесился вниз и несколько раз тихонько вякнул. Потом снова сел, вытирая губы рукавом. — Но не рвёт. Да мы ведь и не ели, кажется, ничего? — Поехали, — сказал Лимон. — Дома поедим. — Думаешь?.. — как-то неуверенно спросил Порох, но мотор завёл и сразу тронулся — благо, под гору. Дальше ехали молча. Совсем молча. Скоро показались высокие чернодревы, образующие густую тенистую аллею перед въездом в город. Эти деревья когда-то очень давно посадили купцы и солекопы — и для красоты, и против ветра: именно сюда зимой вырывался из ущелья Тиц ледяной тиц-конвестатль, названный так по имени горского бога злых зимних ветров; в старых книгах писали, что этот ветер за полчаса замораживал насмерть, превращая в ледяные фигуры, целые караваны — по-зимнему одетых людей и мохнатых горных буйволов. Впрочем, после войны настолько сильных и холодных ветров уже не было; не зря же долбили литиевыми — или кобальтовыми? — бомбами долину Зартак; так говорили старики. Аллея тянулась километров на пять, немного не доходя до моста через Юю… — Притормози, — сказал Лимон. Порох вяло остановил машину. — Тебе опять что-то не нравится? — склочным голосом спросил Костыль. Ему было страшно, поэтому хотелось задираться. — Да, — сказал Лимон. — На листья посмотрите. — Массаракш, — на вдохе прошипел Костыль. Илли тихо присвистнула. Кроны, которые должны были быть тёмно-зелёными, сейчас имели отчётливый ржавый налёт — как раз справа, со стороны, повёрнутой к ущелью. Множество листьев устилало дорожное полотно… — Вот так, да? — сказал Порох. — Что? — Там же Пандея. — Да. И что? — Ну всё же понятно! — вдруг закричал он рвущимся голосом. — Ну всё же понятно! Они пустили газ! Газ! Нет никого в городе, все мёртвые там! Как возле башни! Нет никого! Незачем нам туда!.. — Порох, — сказал Лимон тихо. — Даже если газ. Зимний ветер проходит мимо города, потому город там и поставили — за ветром. Понимаешь? Если газ — он тоже мимо прошёл. Здесь он был, у башни был, новые шахты накрыло, наверное. А город остаётся в стороне. Поехали. Ну, может, край его зацепило. Потому и не до нас спасателям. Давай, жми. Жми. — И, обернувшись назад: — Костыль, дай мне один автомат. И сами возьмите — ты правую сторону держишь, Илли — левую. Илли, ты умеешь с автоматом обращаться, учили вас? — Нет, у нас не было стрелковой, одна медицинская. Я только из спортивной винтовки стреляла. — Сейчас покажу, — сказал Костыль. — Вот я тебе зарядил, поставил на одиночные, просто нажимай спуск. Отдачи никакой. Попробуй. Гукнул негромкий выстрел. — Вот так и стреляй. Если что… — Если что — под ноги, — сказал Лимон. — Ну, сама сообразишь. А пока просто держи стволом кверху. Для авторитета. Лимон, прикрыв глаза, отщёлкнул магазин, тронул пальцем шпенёк-индикатор, показывающий, что все патроны на месте, вогнал магазин в приёмную горловину, передёрнул затвор, опустил предохранитель. Выставил ствол в окошко — вперёд и вверх. |