
Онлайн книга «Скверный глобус»
Доктор сказал, пожав плечами: — Все, к сожаленью, предельно ясно. — Проблема есть, — подтвердила Зоя. — И если я вспомнила былое, то вовсе не оттого, что я женщина, которую некогда оскорбили. — Прошу вернуться в сегодняшний день, — настойчиво произнес Пал Палыч. — Вернее — в сегодняшнюю ночь. Мы знаем: мой сын непредсказуем. Ваша позиция, господа. Виталий небрежно тронул струны: — Не вижу я никакой проблемы. Я думаю, что они родятся, когда в них возникает потребность. Как возникает потребность в ритме. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Он снова коснулся пальцами струн и неожиданно пропел: — Вам хочется в президиум? Вам мало суеты? А я хочу в Элизиум. В страну своей мечты. Зоя сказала: — Лестно, коллеги. Присутствуем при рождении песни. Валерий кивнул: — При зарождении. Не зря я твержу себе постоянно: только взберись на спину ритму — и он, как верный конь, тебя вывезет. — Президиум ему не по нраву. — Пал Палыч покачал головой. — А что такое — Совет мудрейших? Виталий миролюбиво сказал: — Поэт, как известно, пишет одно, живет по-другому. Обычное дело. — Зря, небожитель, вы так откровенничаете, — сказала неодобрительно Зоя. — У каждого свой стиль, дорогая, — сказал Виталий. — Я не подпольщик. Я — менестрель, анфан террибль. Мое обаяние — в откровенности. — У каждого есть свои милые слабости, — сказал рассудительно Пал Палыч. — Но мы работаем над собою. В Совет мудрейших войти не просто. Кто это сюда направляется? Ты, Поликсена? Пал Палыч был прав. Она оглядела всех собравшихся, и сразу лицо ее посуровело. — Простите, я не стану мешать вам. — Пока еще ты нам не мешаешь. Наоборот, ты вышла кстати. Виталий приветствовал Поликсену на свой легкомысленный манер: — Кланяюсь деве, сошедшей с ложа. — Мог бы и помолчать, бесстыдник, — сказала женщина. Бард возразил: — Будь я бесстыдник, я бы сказала: привет тебе, еле сошедшей с ложа. — Он спит? — спросил Поликсену Нестор. — Должно быть, — ответила Поликсена, — он ведь устал. — Да, разумеется, — промолвил Нестор едва улыбнувшись. — И что нам скажет жена о муже? — чуть напряженно спросила Зоя. — А что ей сказать вам? Муж есть муж, — пожала плечами Поликсена. — Но муж, который так долго отсутствовал, — не просто муж, он уже мужчина, — поправила Поликсену Зоя. — Не спорю, — откликнулась Поликсена. — Но этот мужчина устал в дороге. — Женщина, — хмуро сказал Пал Палыч, — мне нужно понять совсем другое: хочет твой муж остаться с нами? — С вами — не знаю. Со мною — хочет. — Ты это знаешь? — спросил Пал Палыч. — Каждым местечком. — Она улыбнулась. — Ну что же, невестка, пойди погуляй, а мы вернемся к делам государства, — сказал Пал Палыч. — Ты помогла нам. Итак. Продолжим. Пришла минута, когда мы должны принять решение. Сосредоточьтесь и объявите: дадим мы дожить Сизову век при том, что знаем его наклонности? Забудьте о том, что Сизов — мой сын. Тут речь о спокойствии Итаки. Пусть, как всегда, начнет наш доктор. Наш моралист, Асклепий, наш праведник. Итак. Вы сказали, что вам все ясно. — Мне ясно. Мне тяжело, но ясно, — с достоинством подтвердил Чугунов. — И чем мне яснее, тем тяжелей. Приятно говорить то, что думаешь, но пусть я и говорю то, что думаю, мне неприятно. Скверно и тошно. Я представляю в нашем Совете самую добрую из профессий. Главный завет ее: не навреди. Естественно — не навреди Итаке. Сын председателя Совета отравлен. Не долгим своим скитальчеством. Скитался и наш отец Одиссей. Отравлен навязчивой идеей. Он видит себя орудием истины, он должен поднять этот мир из грязи, вернуть в вертикальное положение. Имеем дело с опасно больным, который не будет сидеть на месте, который однажды — пусть против воли — сюда приведет чужих людей. Я выношу свое решение. Итак: он должен быть успокоен. Он сел, опустив свинцовые веки. Они прикрыли его глаза, горевшие грозно и непримиримо. Пал Палыч с сердечной улыбкой сказал: — Благодарю вас за вашу честность и преданность интересам Итаки. Теперь — Виталий. Что скажет нам ее златоголосый любимец? Виталий коснулся послушных струн длинными пальцами виртуоза: — Да я уже сказал, господа. Мы сами придумываем проблемы, чтобы проблемы нас гнули в рог. Национальная традиция. Сизов — итакиец. Он — сын отечества. Он здесь родился и обладает неоспоримыми правами. Кроме того, он любит женщину. Женщина знает, когда ее любят. Стало быть, он никуда не денется. — Какая беспечность и легкомыслие! — сказал раздосадованный терапевт. — Будем друг к другу уважительны, — сказал Пал Палыч. — Как мыслишь, Нестор? Нестор приветливо улыбнулся: — Присоединяюсь к поэту. Я убежден, что Сизов настранствовался. Его привела к нам тоска по оседлости. Зоя спросила: — Хотела б я знать, на чем покоится убежденность? — Она покоится на Поликсене, — откликнулся Нестор. — Мужской цинизм. — Возможно, — согласился с ней Нестор. — Но это цинизм здоровый. Сочный. Аттический. Теплолюбивый. Спросите у главного терапевта. В этом цинизме нет озлобленности и уж тем более извращенности. Ему не сопутствуют ни досада, ни плоская самодовольная поза, свидетельствующая о неполноценности. Это цинизм, полный жизни. Он прост, как правда. В нем ощущаешь оптимистическое начало. — Заслушаешься, — сказал Пал Палыч. — Эпикурейский взгляд на вещи. Я тоже надеюсь на Поликсену. Второй раз она своего не упустит. И, надо сказать, я ей благодарен. Да, там, где женщина, там Итака. Итака сама по себе есть Женщина, любезная усталому путнику. Он сделал паузу и улыбнулся. — Ну что же, пора подбивать итоги. Наша сплоченная команда — отнюдь не машина голосования. Сшибаемся, полемизируем, спорим, но — вырабатываем консенсус. Зоя, тебя это удивит, но возраст обострил мою зоркость. Я вижу, до чего тебе тягостно принять решение… — Да, мне тягостно, — сказала Зоя. — Но я готова. — Ценю твое мужество, смелая женщина, но так уж и быть, я тебя порадую, — отечески сообщил Пал Палыч. — Я добавляю свой старческий голос к гуманистическому баритону нашего Нестора да и к тенору сладкопевучего менестреля. Стало быть, три голоса есть, и ты избавлена от обязанности вынести приговор человеку, который оставил след в твоей жизни. Зоя хотела ему ответить, но помешал хрипловатый басок вышедшего из дома Сизова: |