Книга Сделка, страница 39 – Эль Кеннеди

– Ну? – спрашиваю я.

Дин тупо пялится на меня.

– Э. – Парень откашливается. – Э… да… Думаю, тебе не о чем беспокоиться.

У него такой потрясенный вид, что я не могу сдержать улыбку, но мое веселье улетучивается, когда я поворачиваюсь и вижу, что Гаррет, мрачный, как туча, медленно поднимается с кровати.

– Ханна… – резко произносит он.

Я не желаю ждать продолжения. Я больше не хочу думать о том поцелуе. Вообще. От одного воспоминания о нем у меня начинает кружиться голова, а сердце едва не выскакивает из груди.

– Удачи на завтрашней пересдаче, – нервно выпаливаю я. – Мне пора идти, дай знать, как все прошло, ладно?

Я быстро собираю вещи и вылетаю из комнаты.

Ханна

– Ты проиграла какое-то пари? – неуверенно говорит Элли.

– Угу. – Я сажусь на край кровати и наклоняюсь, чтобы застегнуть «молнию» на левом сапоге. Я намеренно избегаю взгляда своей соседки.

– И теперь ты идешь с ним на свидание?

– Угу. – Я тру голенище сапога, делая вид, будто пытаюсь избавиться от грязного пятна на коже.

– Ты встречаешься с Гарретом Грэхемом?

– Гм-м.

– Это жульничество.

Конечно, она права. Свидание с Гарретом Грэхемом? Я могла бы с таким же успехом объявить о своем замужестве с Крисом Хемсвортом.

Так что я не осуждаю Элли за столь явное удивление. Лучше отговорки «Я проиграла пари» мне ничего придумать не удалось, правда, отговорка получилась слабой. И теперь я спрашиваю себя, а не стоит ли мне признаться во всем и рассказать ей о Джастине.

А еще лучше совсем отменить свидание.

Я не виделась с Гарретом с… той «самой большой ошибки»… как я теперь называю наш поцелуй. Вчера после экзамена он прислал сообщение. Пять жалких слов, два из которых ненастоящие: «чики поки как два пальца».

Не буду врать: я страшно обрадовалась, когда узнала, что все прошло хорошо. Но обрадовалась не до такой степени, чтобы сразу же начать разговор, поэтому я отправила в ответ просто одно слово – «здорово», – и на этом наше общение закончилось. Возобновилось оно сегодня, двадцать минут назад, когда он в сообщении предупредил, что уже выехал за мной, чтобы отправиться на вечеринку.

В общем, что до меня, то поцелуя не было. Наши губы не касались друг друга, мое тело не трепетало. Он не стонал, когда мой язык ворвался к нему в рот, и я не вскрикивала, когда его губы ласкали мне шею.

Всего этого не было.

Но… гм, если всего этого не было, у меня нет повода не ходить на вечеринку, ведь так? Потому что, как бы сильно ни повлиял на меня тот по… «самая большая ошибка», я все еще горю желанием увидеться с Джастином за пределами аудитории.

И все же я не могу заставить себя рассказать Элли правду. В других сферах своей жизни я действую с полной уверенностью в своих силах. В пении, учебе, общении с друзьями. Когда же дело доходит до отношений, я вдруг превращаюсь в пятнадцатилетнего подростка с травмированной психикой, в ту девочку, которой понадобились годы психотерапии, чтобы снова почувствовать себя нормальным человеком. Я знаю: Элли осудила бы меня, если бы узнала, что я использую Гаррета для сближения с Джастином, и в настоящий момент у меня нет желания выслушивать нравоучительные лекции.

– Поверь мне, жульничество – это второе имя Гаррета, – сухо говорю я. – Этот тип воспринимает жизнь как игру.

– И ты, Ханна Уэллс, играешь вместе с ним? – Она с сомнением качает головой. – Ты уверена, что у тебя к нему ничего нет?

– К Гаррету? Ни капельки, – быстро отвечаю я.

«Ага. Ты всегдааааа только и делаешь, что целуешься с парнями, которые тебе не нравятся».

Я заглушаю насмешливый внутренний голос. Ничего подобного, я не целовалась с Гарретом. Я просто отвечала на вызов.

Внутренний голос снова дает о себе знать. «И ты абсолютно ничего не почувствовала, да?»

Фу, ну почему у саркастической части сознания нет выключателя? Только я точно знаю: даже будь такой выключатель, правду все равно не стереть. Я действительно кое-что почувствовала, когда мы целовались. Ту же дрожь, что во мне вызывает Джастин? Да, с Гарретом я ее ощутила. Только она была другой. Бабочки порхали не только у меня в животе – они носились по всему телу, заставляя трепетать от наслаждения каждую клеточку.

Но это ничего не значит. За какие-то десять дней Гаррет превратился из совершенно чужого человека в досадную помеху, а потом в друга – во всяком случае, мне хочется так считать. Но вот ходить к нему на свидания я не хочу, как бы хорошо он ни целовался.

У Элли не остается времени на то, чтобы и дальше пилить меня, потому что Гаррет присылает сообщение о том, что он здесь. Я собираюсь написать ему, чтобы ждал меня в машине, но понимаю, что у нас разное представление о «здесь», так как слышу громкий стук в дверь.

Я вздыхаю.

– Это Гаррет. Открой ему, ладно? Мне надо причесаться.

Элли усмехается и уходит. Расчесывая волосы, я слышу голоса в гостиной, потом возмущенный возглас и тяжелые шаги, направляющиеся к моей спальне.

Появляется Гаррет, одетый в темно-синие джинсы и черный свитер, и начинают происходить ужасные вещи. Мое сердце превращается в глупого дельфина, который принимается радостно кувыркаться.

Радостно, черт побери.

Господи, от того по… от той «ошибки» у меня напрочь снесло крышу.

Гаррет придирчиво оглядывает мой наряд и изгибает одну бровь.

– Ты собираешься идти вот в этом?

– Да, – ощетиниваюсь я. – А какие проблемы?

Он склоняет голову набок с таким видом, будто он – сам Тим Ганн [31] , выносящий вердикт на проекте «Подиум».

– Я полностью одобряю джинсы и сапоги, а вот от свитера надо избавиться.

Я смотрю на свободный бело-голубой полосатый свитер, но совсем не вижу в нем никакой проблемы.

– А что с ним не так?

– Слишком мешковатый. Кажется, мы договорились, что тебе нужно одеться, как стриптизерше, чтобы продемонстрировать свои сиськи.

Из-за Гаррета раздается сдавленный кашель.

– Как стриптизерше? – эхом повторяет Элли, входя в комнату.

– Не обращай внимания, – говорю я ей. – Он шовинист.

– Нет, я мужчина, – поправляет Гаррет и включает свою фирменную улыбку. – Я хочу, чтобы была видна ложбинка.

– Мне нравится свитер, – протестую я.

Гаррет поворачивается к Элли.