Онлайн книга «Абандон. Брошенный город»
|
По-весеннему синее небо. Лиственные деревья в Силвертоне только-только начали распускаться, и свежие краски, зеленые и желтые, расцветили высокогорную долину, где под карнизами викторианских домов еще прятались кучки снега. Зима выдалась самая суровая за последнее десятилетие, и на склонах, выше зоны леса, сугробы еще достигали четырех футов. Уолтер Палмер закончил разговор по сотовому коротким «нет» и посмотрел на свою клиентку. – Как насчет ланча? В кафе «Бурый медведь», а? Я угощаю. – Мне еще надо успеть на рейс до Нью-Йорка. – Эбигейл обняла его, этого пятидесятишестилетнего лысеющего толстячка с дурным запахом изо рта и без малейшего чувства юмора, который сражался за ее свободу, как за свою собственную, и чмокнула его в щеку. – Спасибо, Уолт. За все. Никогда еще не тратила семьдесят пять тысяч долларов с такой пользой. * * * Уже через двадцать четыре часа в кафе «Александра», в трех кварталах от ее квартиры-студии, Эбигейл наклонилась, чтобы поцеловать женщину с короткими седыми волосами, одетую в хлопчатобумажное летнее платье, открывавшее загорелые плечи с рассыпанными по ним созвездиями веснушек. – Хорошо выглядишь, – сказала ей журналистка. Она села напротив матери за столик рядом с тротуаром Хадсон-стрит. День в городе был жаркий, четырехугольник неба между высотками выглядел по-летнему линялым, и вонь с реки накрывала Вест-Виллидж грязным, сырым одеялом. – Я заказала бутылочку вина. Лучшего из того, что у них есть. Эбигейл бросила на стол стопку писем, которые только что забрала на почте. – Мама, ты вовсе не… – Знаю, но я это сделала. Повод для праздника есть – моей дочери не придется провести следующие тридцать лет в тюрьме. А ты даже не разрешила мне присутствовать. Эбигейл положила солнцезащитные очки на кованый железный столик. – Если б присяжные вынесли другой вердикт, я бы глаз не смогла поднять, зная, что сделала с тобой. Сара взяла дочь за руку. – Ты – моя защитница… Что ж, Эбби, теперь все позади. – Да, но ты же знаешь, как это бывает. Признание невиновным на основании психической невменяемости вовсе не означает, что человек этого не сделал. Так, по крайней мере, все и считают. – Не их это дело. – Но люди все равно сомневаются. И говорить об этом будут. Адвокат сослался на снежное безумие. То есть все теперь думают, что я на какое-то время спятила из-за долгого пребывания в неблагоприятных погодных условиях. Временное помешательство и… – Ты же знаешь, как было на самом деле. Только это и имеет значение. – Но мне от этого не легче. Подошедший с бутылкой шардоне официант разлил вино по бокалам. Когда он удалился, Эбигейл сняла резинку со стопки почты. Просматривая скопившиеся за месяц журналы и просроченные счета, она наткнулась на конверт из фотолаборатории. – Что это такое, Эбби? – спросила мать, заметив, что дочь помрачнела. Девушка вскрыла конверт и достала фотографии. – По пути туда Эммет отснял целую пленку, и его жена отдала ее мне в первую ночь в Абандоне, – рассказала она. – А я перед вылетом на заседание суда в Колорадо отправила кассету в лабораторию. – Хочешь посмотреть? Сейчас? – предложила ей Сара. Все снимки были черно-белыми, и уже при взгляде на первый у журналистки защемило сердце: ламы, Скотт и Джеррод, Джун и Лоренс, сама Эбигейл в арьергарде – цепочка растянулась по склону на крутой, лесистой части подъема. – Первый день, – сказала Фостер-младшая, передавая фотографию матери. Потягивая вино, они неторопливо просматривали снимки. Эбигейл сопровождала каждый соответствующим пояснением, но когда дошла до последнего, к горлу у нее подступил комок, а на глаза навернулись слезы. – Что такое, милая? – забеспокоилась Сара. Зловещий горизонт висел за ними мрачным пятном, низкие тучи остались на снимке темно-серыми мазками, но лица получились четкими и ясными, и Лоренс улыбался, глядя не в камеру, а на отстранившуюся дочь. Эбигейл покачала головой и положила фотографию на стол, перед матерью. – Никогда не видела нас вместе, – прошептала она, удивляясь, как улыбчивый прищур и форма рта Кендала похожи на ее собственные. – Понимаю, ты рассердилась из-за того, что я поехала к нему… – Нет, милая… – Но я не предала тебя. Мне нужно было его увидеть и… это странно прозвучит, но после всего, через что мне пришлось пройти, я… я, по крайней мере, узнала его. – И я этому рада. – Он был несчастлив, мам. То, как он поступил с нами… это было неправильно, нехорошо, но он был так молод… Сара кивнула, и Эбигейл заметила, что мать старается сдержаться. – Знаешь, он ведь пытался как-то это поправить, – добавила девушка. – И то, что он попросил меня приехать в Колорадо, было такой вот попыткой. Ему тоже пришлось нелегко. Фостер-старшая подняла фотографию и бросила на нее быстрый взгляд, а затем, когда она снова посмотрела на дочь, за слезами в ее глазах проступила улыбка. – Он смотрит на тебя так, как смотрят на тех, кого любят, – сказала она. Эбигейл вытерла глаза и перевела взгляд на другую сторону улицы – из часовой мастерской напротив вышел какой-то мужчина. – Я пыталась его найти. Мы три раза летали в тот каньон, но… – Знаю. – …снег был таким глубоким, что ничего… – Эбби, тебе нужно оставить это все. – Он умер, занимаясь тем, чем хотел. Тем, что любил. Сара подлила себе вина. Выпила. – Как сейчас твое финансовое положение? – сменила она тему. – Все ушло на адвоката. – Если б у меня были какие-то средства… – Знаю. – Эбби, я вот что думаю… – Сара подвинула стул, подалась вперед и понизила голос. – Сейчас лето. Снег в горах растаял, так? – Снег растает примерно через месяц. А что? – Ты могла бы вернуться туда, взять несколько слитков… – Нет, мама. – Столько, чтобы расплатиться по… – Нет. – Дорогая, у тебя ничего нет. Ты ведь нашла бы тот вход? – Возможно. – Так зачем мучиться, если есть возможность… Эбигейл откинулась на спинку стула. – Сотни лет это золото не приносило людям ничего – ничего! – хорошего и только пробуждало в них все самое худшее. Оно несло беды и смерть. И у меня нет ни малейшего желания возвращаться за ним в те горы, в ту шахту… Знаешь, я не суеверна, но если есть в мире проклятие, то это оно, золото. Не представляю даже, что могло бы заставить меня отправиться за ним. Ты – единственная, кому я рассказала о золоте и об останках. Даже мой адвокат ничего не знает, и я надеюсь, что тайны Абандона умрут вместе с нами и вся эта ужасная история никогда не откроется. |